Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Блеск и нищета куртизанок

Оноре де Бальзак

  • Аватар пользователя
    Аноним17 июня 2022 г.

    Мир, каков он есть: в бессилии своей морали и закона перед богатством; ultima ratio mundi* в деньгах. Богатство - вот добродетель! *Конечная основа мира (лат.)

    Человек есть продукт обстоятельств, и его характер создается помимо его воли и независимо от него. Во всех пороках и недостатках людей повинны не сами люди, а тот общественный строй, в котором они живут. Преступления людей «суть преступления самого общества, а не той или иной отдельной личности, которую с вопиющей несправедливостью наказывают за невежество и заблуждения общественной среды». Измените условия общественной жизни, улучшите общественный строй, тогда изменятся и нравы людей.

    Роберт Оуэн

    Являясь частью "Человеческой комедии" в этих трёх произведениях "Отец Горио", "Утраченные иллюзии", "Блеск и нищета куртизанок", переплетаются более тридцать персонажей, с которым тем любопытнее хочется ознакомиться в остальных книгах Бальзака.

    Над романом «Блеск и нищета куртизанок» Бальзак работал более десяти лет, начиная с 1836 года. Действие развёртывается во времена Реставрации Бурбонов и охватывает 1824—1830 годы. Аристократы и каторжники, полицейские, банкиры и куртизанки — основные лица. Аристократы соперничают друг с другом в роскоши и чопорности, но с каждым годом они все более вынуждены уступать место новым хозяевам жизни — банкирам.

    Заслуживает пристального внимания история беглого каторжника Обмани-Смерть, именуемого Жак Коллен, или же Вотрен, или же аббат Карлос Эррера. Волосатый торс циклопической мощи, точно Геркулесс Фарнезский из Неополитанского музея, только не таких исполинских размеров. "Это натура, которая представляла собою, подобно бронзе, являющейся сплавом различных металлов, сочетание добра и зла." Необузданная, дикая, первобытная воля и жажда жизни. Руководствуясь девизом эпохи - "обогащайтесь!", Жак Коллен завоёвывает своё место под солнцем подчиняя своей магнетической воле каждого встречного.

    За образ было взято реальное историческое лицо Эжен-Франсуа Видок, ставший другом Оноре де Бальзака и Виктора Гюго. Последний использовал его образ в "Отверженных" в лице бывшего каторжника Жана Вальжана. Да, "Отверженные" поистине трогательная история, но как известно, всё познается в сравнении. Жан Вальжан - получился у Гюго чуть ли не "архангелом Гавриилом", снизошедшим на землю спасать страждущих в годину великой печали. Его антагонист - безжалостный, одержимый одной целью полицейский инспектор Жавьер из "Отверженных", это другая ипостась личности Видока. Гюго разорвал единое целое, искусственно разделив на две. Жак Коллен - несоизмеримо реалистичнее. Это злодей-протагонист, атеист и насмешник ни верящий ни во что. Историю о нём читаешь с неиссякаемым удовольствием. Его образ - это необузданная воля, сила и знание вкупе со стремлением уничтожить неравенство отношений, существовавшее между ним и остальными людьми.

    Ознакомившись с этой работой, становится очевидным, почему именно Оноре де Бальзак является одним из самых любимых авторов у Карла Маркса. Бальзак - это наиболее гениальный, стихийный диалектик в литературе, рассматривающий явления во всем их богатстве, во всей их взаимосвязи и взаимообусловленности, во всём их противоречии и единстве. Меринг в своей известной биографии, где он подводит краткий итог также и литературным интересам основоположника научного социализма, пишет: «Маркс очень восторгался «Человеческой комедией » Бальзака, которая отражает, как в зеркале, целую эпоху. Он хотел по окончании своего большого труда (т. е. «Капитала») писать о Бальзаке, но этот план, как и многие другие, остался невыполненным».

    Увы, но приходится признать, что даже талант нашего дорого Максима Горького, этой глыбы социалистического реализма, сознательного применения диалектики в искусстве, недотягивает до природной склонности к этому у Бальзака:

    "Бальзак изобразил своих «героев» именно так, как Энгельс этого требовал в своем письме к Лассалю, говоря, «что человек характеризуется не только тем, ч т о он делает, но и тем, к а к он это делает». Бальзак за фактами, за тем, «что везде происходит», вскрывает и кулисы, и механизм общественной жизни. И тут он как писатель утверждающейся буржуазии понимал и з н а л , что основным стержнем классовой борьбы его времени была п о б е д а буржуазии над землевладельческой и родовой аристократией и что к л ю ч к этой победе — деньги, И действительно: деньги являются, по выражению Георга Брандеса, «безыменным, бесполым героем в сочинениях Бальзака»; его «Человеческая комедия» — развитие французского буржуа от накопителя-ростовщика к банкиру."

    "Чем был бы Гораций без Лидии, Тибулл без Делии, Катулл без Лесбии, Проперций без Цинтии, Деметрий без Ламии — которые и поныне создают им славу!"

    Интересно раскрыта личность Торпиль распутной девки, или же Эстер ван Богсек, или же Эстер ван Гобсек, отвергнутой дочери чудовищно богатого ростовщика, которая вынуждена была заняться проституцией. Хотя она и была продажной девкой, однако она искренна, в отличии от возмутительного светского окружения, которое в кулуарах делает тоже самое, но в "свете" осуждает. Жак Коллен спас её от самоубийства, излечил её душу, подарил ей счастье исправиться, выучиться, любить и быть любимым в роскоши с Люсьеном. Да, за это пришлось жестоко заплатить, но все кто заключал сделку с Жаком Колленом, знали на что идут. И всё что он обещал - то сделал.

    Отношения Люсьена де Рюбампре и Жак Коллена поистине трогательны. Тут мы видим чуть ли не Толстовское "возлюби ближнего своего как самого себя" в крайней форме:

    "Гнусный каторжник, воплощая поэму, взлелеянную столькими поэтами: Муром, лордом Байроном, Матюре- ном, Каналисом (сатана, соблазнивший ангела, чтобы росой, похищенной из рая, освежить преисподнюю), Жак Коллен, если заглянуть поглубже в это каменное сердце, отрекся от самого себя уже семь лет тому назад. Его огромные способности, поглощенные чувством к Люсьену, служили одному только Люсьену; он наслаждался его успехами, его любовью, его честолюбием. Люсьен был живым воплощением его души. Обмани-Смерть обедал у Гранлье, прокрадывался в будуары знатных дам. по доверенности любил Эстер. Короче, он в Люсьене видел юного Жака Коллена, красавца, аристократа, будущего посла.

    "Обмани-Смерть осуществил немецкое поверье о двойнике, являя собой редкий пример нравственного отцовства — чувства, которое хорошо знакомо женщинам, любившим истинной любовью, испытавшим в своей жизни то особое ощущение, когда твоя душа сливается с душой любимого и ты живешь его жизнью, благородной или бесчестной, счастливой или злосчастной, тусклой или блестящей, когда, несмотря на расстояние, ощущаешь боль в ноге, если у него ранена нога, чутьем угадываешь, что вот он сейчас дерется ка дуэли,— словом, когда нет нужды в доказательствах, чтобы знать об измене."

    "Принужденный жить вне общества, доступ в которое был навсегда закрыт для него законом, истощенный пороком и ожесточенный лютой борьбой, но одаренный огромной душевной силой, не дававшей ему покоя, низкий и благородный, безвестный и знаменитый одновременно, одержимый лихорадочной жаждой жизни, он возрождался в изящном теле Люсьена, душой которого он овладел. Он сделал его своим представителем в человеческом обществе, передал ему свою стойкость и железную волю. Люсьен был для него больше, чем сын, больше, чем любимая женщина, больше, чем семья, больше, чем жизнь,— он был его местью; и так как сильные души скорее дорожат чувством, чем существованием, он связал себя с ним нерасторжимыми узами. Встретив Люсьена в минуту, когда поэт в порыве отчаяния был готов на самоубийство, он предложил ему сатанинский договор, в духе тех, что встречаются лишь в романах приключений; однако опасная возможность таких договоров не раз была подтверждена в уголовных судах знаменитыми судебными драмами. Бросив к ногам Люсьена все утехи парижской жизни, уверив юношу, что надежда на блестящую будущность еще не потеряна, он обратил его в свою вещь. Впрочем, никакая жертва не была тяжела для этого загадочного человека, если речь касалась его второго я. Вопреки сильному характеру, он проявлял удивительную слабость к прихотям своего любимца, которому в конце концов доверил и все тайны."

    Занимательно сказано Бальзаком касательно отношений:

    — Мы разлучаемся,— сказала она,— неужели это правда?.. — Ба! На несколько дней,— отвечал Люсьен. Эстер выпустила Люсьена из объятий и упала на диван как подкошенная. В подобных случаях большинство женщин болтают, точно попугаи! Ах, как они вас любят!.. После пяти лет жизми с вами для них все еще длится утро любви; они не в силах расстаться, они великолепны в негодовании, в отчаянии, в страсти, в гневе, в сожалениях, в ужасе, в печали, в предчувствиях! Словом, они прекрасны, как сцена из Шекспира. Но знайте: эти женщины не любят! Когда они на самом деле таковы, какими себя изображают, короче говоря, когда они искренне любят, они поступают, как Эстер, как поступают дети, как поступает истинная любовь; Эстер не произнесла ни слова, она лежала лицом в подушках и плакала горькими слезами.

    Очень точно Бальзак подметил буржуазную пресыщенность:

    "Барон взял из личной своей кассы все тысячные билеты и положил их в карман фрака. Там было пятьдесят пять тысяч франков, этой суммой он мог осчастливить целую деревню! Но расточительность миллионеров может сравниться лишь с их жадностью к наживе. Как только дело касается их прихотей, страстей, деньги для этих Крезов ничто: и верно, им труднее ощутить какое-либо желание, нежели добыть золото. Наслаждение — самая большая редкость в этой жизни, богатой волнениями крупной биржевой игры, пресытившими их черствые сердца."

    В 1847 году, к моменту написания произведения всё образованное общество, и Бальзак в том числе знали о коммунистах, о частной собственности:

    "Проституция и воровство — живой протест, мужской и женский, состояния естественного против состояния общественного. Поэтому философы, современные приверженцы новшеств, и гуманисты, за которыми следуют коммунисты и фурьеристы, занимаясь этим вопросом, приходят, сами того не подозревая, к тому же выводу: проституция и воровство. Вор не ставит в софистических книгах вопроса о собственности, наследственности, общественных гарантиях: он их начисто отвергает. Для него воровать — значит, снова вступать во владение своим добром. Он не обсуждает проблемы брака, не требует в утопических трактатах взаимного согласия, тесного союза душ — того, что не может стать общеобязательным законом: он овладевает насильственно, и цепь этой связи все больше крепнет под молотом необходимости. Современные проводники новшеств сочиняют напыщенные, пустопорожние, туманные теории или чувствительные романы, а вор действует! Он ясен, как факт, он логичен, как удар кулаком."

    Отлично сказано, касательно самодурства которое можно наблюдать в изобилии:

    "Власть доказывает самой себе свою силу своеобразным превышением своих прав, увенчивая какое-нибудь ничтожество пальмами успеха, оскорбляя гения, единственную силу, не подвластную деспотам. Возведение в сенаторы лошади Калигулы, этот императорский фарс, никогда не сходил и не сойдет со сцены."

    Бальзак живо рисует жизнь и антагонизм аристократии и буржуазии в мельчайших, казалось бы незначительных подробностях, которые таки оставляют впечатление:

    "Герцог окинул г-жу Камюзо тем беглым взглядом, которым вельможи определяют всю вашу сущность, а подчас и самую душу. Наряд Амели сильно помог герцогу разгадать эту мещанскую жизнь от Алансона до Манта и от Манта до Парижа. Ах, если бы жена следователя подозревала об этом даре герцогов, она не могла бы так мило выдержать учтиво-насмешливый взгляд, в котором она приметила лишь учтивость."

    Блестящая работа и заключительная часть трилогии.

    13
    983