Рецензия на книгу

• 

  lwy7 июня 2022 г.

  Прекрасная Простота vs Прекрасной Сложности

  Вполне ожидаемо победила первая. И может быть, к лучшему, что победила она. Но по порядку.

  Прекрасная Простота. Обычные оклахомские фермеры оказались должны банку, из-за чего в одночасье теряют дом и землю, на которой прожило не одно поколение их семьи. И они неодиноки в своём горе. Тысячи и тысячи таких же заложников изменчивой экономики, выбиваясь из сил, пытаются хоть как-то прокормиться. Ушлые зазывалы вовсю рекламируют плодородные земли Калифорнии, где, как в Греции, есть всё. И широкие человеческие реки – старые грузовики, нагруженные утлым скарбом, с хмурыми взрослыми, перепуганными детишками и стариками – потекли на восток. Обещали молочные реки с кисельными берегами, собственный домик с садом, стабильный заработок, а получили Джоуды, а также тысячи и тысячи таких же работяг небывалую конкуренцию, которая позволяет хозяевам обходиться с приезжими хуже, чем со скотиной, и платить им сущие копейки. Вдобавок все работы, как выяснилось, сезонные, а Калифорния не резиновая. Начинаются забастовки, митинги, столкновения с полицией и местными. Люди голодают, они в отчаянии. И зреют гроздья гнева…
  История рассказывается с двух позиций – вот семейство Джоудов и ловушка судьбы, в которой оказались хорошие работящие люди, а вот взгляд сверху и хор голосов – шум человеческого потока, текущего в Калифорнию. Ведь беда Джоудов – беда всеобщая.
  Была, правда, и третья точка зрения, но о ней в свой черёд.

  Конфликт Прекрасной Простоты можно пересказать словами русской сказки. «Была у Зайчика избушка лубяная, а у Лисы ледяная. Пришла Лиса да Зайчика-то и выгнала». Кто в этой истории негодяи, при таких вводных понятно сразу – Банк и некие Ассоциации, контролирующие цены и спрос на рабочую силу. По-кафкиански безликие, всемогущие и безразлично-жестокие. Некуда зайчику выскочити, некуда серому выпрыгнути. Пропал заинька, пропал косой…

  Джоуды – простые люди, впервые столкнувшиеся со сложностью мира за пределами их надела. Понятия добра и зла, должного и недолжного, которыми они привыкли руководствоваться, ничуть, как выяснилось, не помогают выживать в схватке с хищными формами жизни. Зато помогают найти помощь у таких же обездоленных, как они. Джоуды из последних сил держатся друг за друга, потому что понимают – по одиночке конец придёт небыстрый, мучительный и страшный.
  Весь роман нам показывают медленное сползание по наклонной в пасть беспросветной нужды и голода, жутко и прекрасно описанное. Удивительно, как автор смог из такого немудрящего, казалось бы, сюжета (герои ездят с одного места на другое в поисках заработка) создать такую интересную, страшную в своей убедительности и красивую историю.
  Прекрасная простота Джоудов и схожих с ними по судьбе людей превзошла хитрости банков и экономистов. Живое человеческое тепло оказалось сильнее и витальнее торгово-денежных махинаций. Сильнее, не потому что живучее, а потому что – в своей простоте – богаче, крепче и зорче.

  Прекрасная Сложность. Отчего автор стравил её с Простотой вместо того, чтобы заставить тянуть в одной упряжке, – это единственное, что так и осталось для меня непонятным. Сложность не давала конфликту скатиться в категорию обычной агитационной литературы – «читайте Маркса, голосуйте за коммунистов». Без Сложности были бы все герои клишастыми клише из типичной прозы писателей-деревенщиков, а младшие члены семьи – обычными ходячими проблемами, которыми полон любой хоррор средней руки (истерят, когда надо терпеть, бегут, когда надо прикинуться ветошью).
  Характеры всех героев неоднозначны, у всех есть двойное дно, и все они по-разному раскрываются, когда беда всё сильнее затягивает удавку. Герои имеют свои характерные для каждого из них поступки, жесты и слова, так что их легко можно узнавать не только по именам. У Стейнбека получились живые люди из плоти, крови, боли, страха, гнева, надежды и стойкости, а не из слов и авторской воли, выдаваемой за волю персонажей, как это иногда бывает.

  Но это, пожалуй, единственное, в чём Сложности дали разгуляться. Все прочие сюжетные штрихи, за которые она была ответственна, так и остались эскизами и штрихами. И набралось их к концу чтения много.
  Вспомните начало этой истории – обычные оклахомские фермеры оказались должны банку… А знаете, почему должны? Вскользь пару раз упоминается о том, что землю-то они из раза в раз обрабатывали неправильно, так что равнинные ветра со временем выдули весь плодоносный слой, а кукуруза с хлопчатником выдоили из почвы всё, что осталось, ведь удобрять поля никто не торопился. И при этом Джоуды упрекают трактористов в том, что на машине-то они не так вспашут, как на ручном плуге, ведь землю-матушку надо пальцами помять, тогда только её и почувствуешь. А сами-то, судя по всему, в понимании земли тоже не великими спецами оказались…
  Урожайность падает, уменьшаются и доходы. Чтобы поправить дела, фермеры взяли кредит и очень удивились, когда выяснилось, что деньги эти надо возвращать. Дивная наивность даже для деревенских жителей!
  Сельхозтехника то провозглашается убийцей земли, а то ей и селекции поются дифирамбы. То читателей пугают машинами, что заменят человека и обесценят ручной труд, а то грузовик для Джоудов становится единственным спасением в их беде. О нём пекутся, как о члене семьи. С потерей грузовика сходит на нет и действие романа.

  С середины искусственность нагнетания конфликта слишком сильно начинает выпирать из всех углов. Приехали Джоуды в Калифорнию и увидели, что все их страхи сбылись: на каждое рабочее место по десять-двадцать желающих. Еды нет, гуманитарки нет, жалость к «оки» стремительно мутирует в ненависть и презрение. Первоначально заворожённость Калифорнией объяснялась шоковым состоянием людей, объяснялась их сельским воспитанием (как люди, так и мы), но потом перестала объясняться вообще чем-либо, кроме желания автора на наших глазах топить одного зайчика за другим, приговаривая «а вот не будет вам дедушки Мазая!».

  О чём может мечтать человек, всю жизнь проработавший на земле, кормившийся от неё, но потерявший свою единственную защиту от голодной смерти? Очевидно, что о земельном наделе и должен. О чём мечтают герои? О фруктовом садике и беленьком домике со стенами, увитыми виноградом. Так и хотелось у них спросить, с каких это пор фрукты и виноград стали едой. (Кстати, Джоуды довольно быстро выясняют, что персики и апельсины даже в огромных количествах не способны заменить муки и мяса).

  Последняя поездка героев выглядела попыткой автора угробить их сразу всех, чтобы не мучались, – в преддверии зимы Джоуды двинулись на север (без денег, еды и тёплых вещей, с беременной дочерью, которая дохаживает последний месяц). Ведь они абсолютно уверены, что отыскать жильё на зиму они как-то смогут. Наверно…

  И чего им не заныкаться в какие-нибудь американские е…ня, куда-нибудь, где не бывает заморозков, куда не заглядывают шерифы и сборщики налогов, осесть на бросовой ничейной землице, на которую никто в здравом уме не позарится, завести огородик, сколотить хижину из грузовика, обрасти каким-никаким жирком, а там, глядишь, Господь переменит Орду?.. Что это за деревенские дети, которые не знают, откуда берутся ребёнки, требуют купить им собаку (хотя родители ума не приложат, чем их сегодня кормить), а перекладывание персиков из ведра в ящик считают трудной работой? Что это за фермеры, что готовы отдать последние деньги за кофе с сахаром, но несмотря на реальную угрозу голодной смерти не желают продавать винтовку (и ни разу за весь роман из неё не выстрелят)?
  Временами Джоуды выглядят, как жители городских предместий, которые волею судьбы вынуждены искать своей доли в глухой сельской местности. Если бы это было так, разом бы объяснились все странности в их поведении.

  Сложность была вынуждена уступить Простоте. Зайчики должны гибнуть, а лисы торжествовать. Сложность давала зайчикам шанс выскочить из ловушки, но тогда бы не случилось этой трагедии. И романа.

  Сложность привнесла в роман ещё один ингредиент – природный мир. И он тоже в итоге оказался не нужен. Хотя пейзажи, невидимая животная жизнь, прячущаяся в травах, кустарнике, брошенных домах, описаны мастерски. Живой, пластичный, красочный, завораживающий, жестокий мир, который знать не знает о человеческих бурях! Ведь именно этот мир лишает Джоудов последнего пристанища и грузовика. Он в отличие от капиталистов не будет размениваться даже на подачки – он жёстче и страшнее, он пройдёт по человеку и не обернётся. Капиталисты приходят и уходят, экономики рушатся и создаются, а этот мир останется.
  Но виновата во всём, конечно, только Лиса.

  Природный мир мог бы (как, например, у Фолкнера) научить человека великому смирению и пониманию собственной природы, он мог бы примирить его с мыслью о смерти, он мог бы вызвать у человека гнев вместо страха и желание бороться до конца за место под солнцем. Он много чего мог бы. Но автор не дал.

  Итак, Прекрасная Простота победила, но несколько серьёзных ран Сложность ей всё же нанесла.
  Стейнбек грозит лисам тем, что вот-вот созреют гроздья народного гнева, вот ужо им всем!.. А Сложность шепчет: «Созреть-то созреют, да поступят с ними так же, как с урожаем слив и персиков – свалят в канаву и обольют керосином, чтобы голодные не растаскивали». Я не знаток американской истории, но сильно подозреваю, что Сложность оказалась права.

  5

  751