Рецензия на книгу
Триумфальная арка
Эрих Мария Ремарк
Nataliya_Filon6 июля 2013 г.сначала цитаты..
Опять кому-то некуда идти. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь проснуться. По утром они почему-то знают куда идти. Вечное дешевое отчаяние - отчаяние ночной темноты. Приходит с темнотой и исчезает вместе с нею.
Чтобы с вами не случилось, ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным.
...она шла
молча, понурившись, засунув руки в карманы плаща, - маленький огонек чужой
жизни. И вдруг в позднем безлюдье площади она на какой-то миг показалась ему
странно близкой, хотя он ничего о ней не знал или, быть может, именно
потому. Она была ему чужой. Впрочем, и он чувствовал себя везде чужим, и это
странным образом сближало - больше, чем все слова и притупляющая чувства
долголетняя привычка.
Он изрядно выпил - границы сознания раздвинулись, лязгающая цепь времени распалась, властные и бесстрашные воспоминания и мечты обступили его. Ему хотелось остаться одному.
Равик прошел в ванную и открыл кран. В зеркале он увидел свое лицо.
Несколько часов назад он точно так же стоял здесь. За это время умер
человек. Но что тут особенного? Ежеминутно умирают тысячи людей. Так
свидетельствует статистика. В этом тоже нет ничего особенного. Но для того,
кто умирал, его смерть была самым важным, более важным, чем весь земной шар,
который неизменно продолжал вращаться.
Равик присел на край ванны и снял туфли. Всегда одно и то же. Немая
власть вещей. Тривиальность и пошлая привычка, а вокруг так и мель- тешат и
проносятся блуждающие огоньки. Цветущий берег сердца у водоемов любви... Но
кем бы ты ни был - поэтом, полубогом или идиотом, все равно, - каждые
несколько часов ты должен спускаться с неба на землю, чтобы помочиться. От
этого не уйти. Ирония природы. Романтическая радуга над рефлексами желез,
над пищеварительным урчанием. Органы высшего экстаза заодно организованы для
выделения... Какая-то чертовщина! Равик швырнул туфли в угол. Ненавистная
привычка раздеваться! Даже от нее не уйти. Это понятно только живущим
одиноко. Проклятая покорность, разъедающая душу. Он уже часто спал одетым,
чтобы преодолеть эту покорность, но всякий раз это было только отсрочкой. От
нее не спастись.
Равик стал под душ. Прохладная вода струилась по коже. Он глубоко
вздохнул, потом завернул кран и вытерся. Утешает только самое простое. Вода,
дыхание, вечерний дождь. Только тот, кто одинок, понимает это. Тело,
благодарное воде. Легкая кровь, стремительно несущаяся по темным жилам.
Отдых на лугу. Березы. Белые летние облака. Небо юности. Куда девались все
треволнения сердца? Они заглохли в мрачной суетности бытия.
Он посмотрел на ее затылок, на плечи. Чье-то дыхание. Частичка чужой
жизни... Но все-таки жизни, тепла... Не окостеневшее тело. Что может дать
один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?
Женщина, глядя на Равика, нервно передернула плечами. Он почувствовал,
как схлынула волна смятения, пришла глубокая, невесомая прохлада. Напряжение
исчезло. Открылась даль. Словно он провел ночь на другой планете и вернулся
на землю. Все вдруг стало простым - утро, женщина... Думать больше было не о
чем.
Смерть - в ней было подлинное величие, в ней человек достигал
завершенности, да и то на короткое время.
Жизнь - нечто большее, чем свод сентиментальных заповедей. Лавинь, узнав о смерти жены, провел ночь в публичном доме. Проститутки спасли его, а с попами ему было бы худо. Это можно понимать или не понимать. Объяснять тут нечего.
Равик вышел на улицу, вдохнул сырой и теплый ветер. Автомобили,
пешеходы, первые проститутки на углах, пивные, бистро, запах сигаретного
дыма, аперитивов и бензина - зыбкая, торопливая жизнь. Его взгляд скользнул
по фасадам домов. Несколько освещенных окон. За одним из них сидит женщина,
ее взгляд неподвижен. Он вытащил из кармана бумажку с именем, разорвал и
выбросил. Забыть... Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и обман! Кто бы
мог жить, не забывая? Но кто способен забыть все, о чем не хочется пом-
нить? Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил
все, ради чего стоит жить.
От оскорбления можно защититься, от сострадания нельзя.
– Когда возвращаешься и гасишь свет… и темнота оглушает тебя, словно маска с хлороформом… Тогда снова включаешь свет и смотришь, смотришь в одну точку…
Одиночество – извечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нем лишь чересчур много говорят. Человек одинок всегда и никогда. Вдруг где-то в мглистой дымке зазвучала скрипка. Загородный ресторан на зеленых холмах Будапешта. Удушливый аромат каштанов. Вечер. И, – как юные совы, примостившиеся на плечах, – мечты с глазами, светлеющими в сумерках. Ночь, которая никак не может стать ночью. Час, когда все женщины красивы. Вечер, как огромная бабочка, распластал широкие коричневые крылья…
Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете, вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее.- Не знаю, что со мной творится. Наверное, старею.
- Так кажется всегда, когда ты еще молод.
- Равик, почему ночью все становится красочнее? Все кажется каким-то легким, доступным, а недоступное заменяешь мечтой. Почему?
Он улыбн- Только мечта помогает нам примириться с действительностью.
Музыканты начали настраивать инструменты. Вспорхнули квинты и скрип- Вы не похожи на человека, опьяняющего себя мечтой, - сказала Кэт.
- Можно опьяняться и правдой. Это еще опаснее.
Помогай, пока можешь… Делай все, что в твоих силах… Но когда уже ничего не можешь сделать – забудь! Повернись спиной! Крепись! Жалость позволительна лишь в спокойные времена. Но не тогда, когда дело идет о жизни и смерти. Мертвых похорони, а сам вгрызайся в жизнь! Тебе еще жить и жить. Скорбь скорбью, а факты фактами. Посмотри правде в лицо, признай ее. Этим ты нисколько не оскорбишь память погибших. Тол- У врачей всегда находятся веские доводы, медленно проговорила она.
- Как и у женщины, Жоан. Мы ведаем смертью, вы - любовью. На этом стоит мир.
Любовь! Что только не прикрывается ее именем! Тут и влечение к сладостно нежному телу, и величайшее смятение духа; простое желание иметь семью; потрясение, испытываемое при вести о чьей-то смерти; исступленная похоть и единоборство Иакова с ангелом. Вот я иду, - думал Равик, мне уже за сорок, я многому учился и переучивался, падал под ударами и поднимался вновь. Я умудрен опытом и знаниями, пропущенными сквозь фильтр многих лет, я стал более закаленным, более скептичным, более невозмутимым... Я не хотел любви и не верил в нее, я не думал, что она снова придет... Но она пришла, и весь мой опыт оказался бесполезным, а знание только причиняет боль. Да и что горит лучше на костре чувства, чем сухой цинизм - это топливо, заготовленное в роковые тяжелые годы?
Я люблю Ремарка за то особое настроение, которое вызывают его книги. Неповторимый стиль. Эта история о немецком беженце, который взял себе фамилию Равик. Он укрывается в Париже. Великолепный врач, отличный специалист и мастер своего дела. Он делает операции, но пациенты зачастую не знаю кто их оперировал. Он берет малую долю денег за все это, когда на нем зарабатывают состояния. Но книга не об этом. Тут есть любовь, деньги, месть, дружба, смерть, даже немного войны, но нельзя сказать что книга об этих вещах. Единственное, что можно сказать наверняка, так это то, чего тут нет. Нет ни капли надежды на светлое будущее, нет глупых мечтаний и веры. Сухой цинизм, голая правда жизни, не прикрытая сладкой ложью. Откровенность и истинность момента. Выживание и борьба за каждое мгновение жизни...434