Рецензия на книгу

• 

  Аноним4 марта 2022 г.

  Он был прекрасный ребёнок, чистый, как Бог (с)

  Вспоминаю, как охотилась за этой книгой, лишь смутно представляя себе содержание... Кто бы мог подумать, что, дочитав до середины, я захочу захлопнуть её и зашвырнуть на шкаф! Или ещё куда, но это не важно, главное, чтобы она была от меня как можно дальше. Однако при этом я так и не смогла оторваться от чтения, исследовав её до последней строки.

  Тетради Ёдзо (так зовут главного героя, настоящего (?) автора «Исповеди») излучают негатив, который ощущается почти на физическом уровне. Каждая строчка насквозь пропитана депрессией и страхом. Они в словах, в поступках, буквально на этих небольших по формату страницах. Так что прежде, чем взять книгу в руки, убедитесь, что сможете не поддаться унынию. С другой стороны, она может стать неплохой «проверкой на прочность».

  Что перед нами? Последовательные зарисовки из жизни некоего человека, назвавшего себя «неполноценным». Почему он «неполноценен»? Что означает это слово, применительно к нему? Ответов может быть несколько. Свою версию предлагаю ниже.

  Три тетради, дневники, написанные от его лица. Такие, которые пишут в минуту отчаяния, крайнего, невыносимого отчаяния, чтобы вылить на бумагу всё то, что камнем лежит на сердце. Пишут, чтобы хоть немного ослабить путы ощущения неправильности собственной жизни и никчёмности своего существования. Его исповедь самому себе, Вселенной и возможным случайным читателям, которым она попадётся в руки.

  Вступление и Послесловие написаны уже другим человеком, «посторонним» в жизни исповедующегося. Они ведь и знакомы то не были, а он взял и выставил на суд «общества» чужой для него внутренний мир. Если вы прочтёте книгу, надеюсь, сможете уловить иронию.

  Это короткая история, которая обрывается чередой коротких фраз, которыми герой подводит итог своей жизни и выглядят они так, словно он прошёл войну, не больше, не меньше. Но всё это время он просто безвольно плыл по течению или убегал от всего, что его пугало. То есть от самой жизни.

  Автор выводит строки своего романа. Он берёт в руку метафорический консервный нож и вскрывает им ваши старые шрамы. Боль, которую вы испытываете доходит до мозга не сразу, а когда вы начинаете осознавать её по лицу бегут слезы. В этот момент вы понимаете, что уже поздно что-либо предпринимать и надо зашивать раны снова, терпеливо стискивая зубы. Эта книга может сотворить с читателем нечто подобное.

  Или же вам настолько осточертеет нытьё какого-то там Ёдзо, что вы решите больше никогда в это не ввязываться. Такое тоже может быть. Временами этот субъект вызывает отторжение даже у способных к сочувствию людей.

  Если вам на выбор предложат всего два пути, одинаково опасных или безопасных и одинаковых по протяжённости, который из них вы выберете? Чем будете руководствоваться, предпочитая один другому? Сможете ли выбрать вообще или уподобитесь буриданову ослу?

  Я спрашиваю вас не из праздного любопытства. Я спрашиваю, потому что «Исповедь» можно воспринимать по разному и все варианты вполне себе жизнеспособны. Кто-то восхитится, кто-то ужаснётся, кто-то не почувствует ничего, кроме отвращения. Что будет с тобой, дорогой читатель, я не могу знать. Но могу показать, как может быть.

  Осмелюсь предположить, что найдётся тот, кому книга не понравится вовсе. Что такое главный герой? Та самая «тварь дрожащая», о которой рассуждал Раскольников, только ещё хуже. Он и сам упоминает Достоевского, пусть и в ином ключе, но наверняка не случайно. Не секрет, что имя Фёдора Михайловича известно за пределами России и в иностранной литературе то и дело можно уловить отголоски его творчества или конкретных идей.

  Что касается Ёдзо (будем звать его так, как он сам себя окрестил на тетрадных страницах), то каждая строка, любое упоминание им осознания собственной греховности и гнусности выглядит, как дешёвое оправдание безволия. Он постоянно твердит о том, как страшно ему было в обществе и этим страхом оправдывает всё, что делает. Точнее, не делает. О его отношении к женщинам я и вовсе предпочту промолчать. Его жизнь пущена под откос, учёба заброшена, он неспособен принимать решения самостоятельно. Кроме, разве что, одного: уйти. Снова бежать без оглядки и пить не просыхая, чтобы хоть так унять своё «горе», полыхающее в груди.

  Случайные связи, алкоголизм, пристрастие к морфию и даже (возможно) загубленный талант следствие того, что он постоянно возвращается к прошлому вместо того, чтобы хоть как-то исправлять ситуацию в настоящем. Даже сами тетради, отданные на суд читателя, не что иное, как изложение уже произошедших событий. Что касается будущего, то для Ёдзо его как-будто не существует. А если он и допускает мысль о нём, то оно приводит его в ужас.

  Нет, говорить, что он совсем не пытается что-то делать — ошибка. Однако единственное средство, которое он использует — бегство. Нескончаемый побег (в мыслях, в действиях, в рассуждениях) от всех и вся, включая себя самого. Только вот незадача: от себя то не убежишь. И он таcкает себя повсюду вместе с намертво въевшимcя на подкорку страхом чего-то, чему он сам не может дать объяснения. Он боится людей, взаимодействия с людьми, возможных последствий этого взаимодействия, их суждений о нём. Боится не вписаться, стать «чужим» и потому притворяется «клоуном», «паяцем». Лжёт, чтобы выжить и с каждой новой ложью укрепляет возведённые вокруг себя стены, становясь всё дальше от людей с каждым прожитым днём. И при этом, на самом деле, никогда не остаётся в безопасности.

  В этих тетрадях Ёдзо скрыты тонны презрения и жалости к себе, хотя сами они почти ничего не весят. Такой человек редко у кого в душе вызывает положительные эмоции. И всё-таки, даже здесь будет своё «но». Такие люди существуют. Прогнать его, пнуть, заклеймить ваше право. Но что, если хоть ненадолго представить, что он действительно испытывает то, что испытывает? Люди, занятые делами, повседневностью, редко размышляют на подобные темы, а они есть, они правдивы и оттого ужасны. Что есть наша жизнь? Как она происходит? Каково это - общаться, любить, брать на себя ответственность? А главное, зачем нам всё это, если даже удовольствие в такой жизни редкий гость? Может статься, читатель оттолкнёт от себя слова и мысли героя, как раз потому, что почувствует в них опасность. Ибо если он, читатель, предпримет попытку с ними согласиться, его мир, который выстраивался с особой тщательностью, будет разрушен. И в том, другом, мире он жить не сможет. Вспомните «Отверженных» и непоколебимую уверенность инспектора Жавера в греховности каторжан, в том, что преступление их выбор и суть. Вспомните о том, что случилось с ним, когда он понял, что Жан Вальжан не соответствует им, что он способен на большее, на лучшее, в том числе спасти жизнь своему врагу, встреча с которым грозит ему каторгой или смертью. Каждый из нас оберегает свою «зону комфорта» на подсознательном уровне. Именно поэтому каждый из нас будет согласен или не согласен с суждениями кого-то другого. Но случись нам поменяться местами, прожить жизни друг друга, вероятно, мы поняли бы правоту соперника и тут же усомнились бы в своей, ввязавшись в новый конфликт... Может быть и Ёдзо, понимая, что должен «перестроится» боится этого, потому что не уверен, что справится с новой жизнью, предпочитая привычку неизвестности?

  С другой стороны, Ёдзо вызывает жалость к себе. Ибо жить так, как жил он немыслимо. Это действительно Ад на земле. Возможно, умереть было бы для него выходом. Но даже самоубийства он не в силах совершить, как следует. И, кстати, говоря о том, что он спасся, пытаясь покончить с собой, он ставит многоточие... Так было ли это спасение случайным стечением обстоятельств или он снова испугался и отступился от своих намерений? Во всяком случае, будет логично именно так истолковать это самое «спасение».

  Как не посочувствовать тому, кто с самого детства смотрит на мир не так поверхностно, как следовало бы? Человек, если дышит, редко думает о том зачем, как, почему это вообще возможно. И то, ответы на эти вопросы сейчас может дать наука. Даже отношения между людьми, их пребывание в социуме, можно попытаться объяснить при помощи различных теорий, статей, экспериментов. И всё-таки это страшно: другой человек, что он думает о тебе, стоит ли ждать от него подвоха и как легко он погонит прочь, когда поймёт, что ты на него не похож? Ведь эта проблема так никуда и не делась. Люди, группы людей, с трудом принимают «не таких, как все» и часто эти различия кроются в мелочах. Не ту музыку слушаешь, не ту одежду носишь, не правильно думаешь о тех или иных событиях, неправильные книги читаешь, неправильно общаешься, не знаешь вещей, которые другим кажутся потрясающими и обожаешь то, о чём знать не знают другие... И так столетие за столетием. Ты — другой, как ни крути. Остаётся верить, что в этом мире есть тот, кто тебя примет. Остаётся надеяться, что не прослывёшь «неполноценным» из-за того, что не просил в детстве подарков из города, как Ёдзо, не получил диплом, не женился вовремя, не построил карьеру... И стал паяцем, прикинулся дурачком, парнем «со странностями». Потому что таких не трогают, над ними потешаются, с ними ищут встречи, но не осуждают, только махнут бывало рукой, дурачок, что с него взять. Так безопаснее.

  Вдумайтесь, ведь всё началось с того, что ребёнок Ё-тян не мог выбрать подарок и очень разозлил отца. Разозлил тем, что не отвечал представлением взрослого о ребёнке, который должен бы выклянчивать подачки, особенно, если растёт в деревенском быту. А ему это было не нужно. И всё-таки злить отца он не хотел, поэтому попросил то, что отец и сам хотел бы ему подарить. Поступился своими интересами, ради другого человека, ради чужого комфорта, соврал и с этого момента ступил на путь лжи. И врал всю жизнь, притворялся или не притворялся вовсе, позволяя другим выбирать за себя, судить о себе. Он надевал приписанные ему образы, как костюмы: в общении с друзьями, «товарищами» по коммунистическому кружку (где он так удачно молчал и соглашался, что чуть не стал руководителем), с женщинами... И в череде этих многочисленных образов окончательно потерялась личность. По сути, он так и остался на уровне того испуганного, не знающего ребёнка. Не научился жить, стремиться, преодолевать свои страхи, отстаивать интересы. Да что там, у него интересов то не было. Как и воли.

  Показателен разговор с дядей: тот, прекрасно зная, что если Ёдзо отправится учиться, его родители будут высылать ему деньги, ни слова не говорит об этом. Вместо того, чтобы дать ему чёткие указания он ходит вокруг да около, предлагая тому самому сделать выбор. Но даже намёка не отпускает о том, какой от него ждёт ответ. А он ждёт. И когда Ёдзо роняет вымученное «хочу быть художником», совершенно не похожее на то, что дядя надеялся от него услышать, в ответ получает лишь смех. А затем убегает из дома. И бежит, бежит всю свою жизнь. Он даже не ищет себя, он смирился с тем, что его нет. У него нет цели, нет стремлений, он не умеет существовать в отношениях с другими людьми, отстаивать свои интересы. Он так боится, что общество будет гнать его, что намеренно сам себя топит, а когда проблемы, в том числе личностные, достигают апогея пытается утопить их в сакэ. Он действительно достоин жалости, потому что подобная жизнь, не жизнь, но к сожалению, такие люди существуют и что ещё хуже, разглядеть их в толпе очень трудно. Вдвойне обидно за то, что, вроде как, он был не глупым парнем, учёба давалась ему без труда и люди (как ни странно) к нему тянулись. Да и сам он, сделавшись «смешным» больше всего переживал как раз из-за того, что обман раскроется и место паяца займёт иной человек, мрачный, ранимый, хрупкий и, скорее всего, неприятный окружающим, привыкшим к самообману и лести. Он стал тем, кто боится внимания, но при этом отчаянно хочет его добиться. Само существование тетрадей служит тому доказательством.

  Местами эта книга дышит эгоизмом. Пусть на словах автор сей странной исповеди (а это и правда похоже на исповедь) унижает, уничтожает себя, он неоднократно подчёркивает то, что является особенным, другим. То есть при всей своей инфантильности, он выносит на первый план свою исключительность и просит считаться с нею. Другой вопрос, отдаёт ли он себе в этом отчёт? Кто возьмётся доказывать, что его слова не намеренная попытка вызвать в читателе жалость, не искусно сотворённая «слёзовыжималка», раздражитель для привлечения в свой адрес каких-либо эмоций? Я не возьмусь.

  «Да, я другой и поэтому я страдаю», «Да, я не такой, как вы и потому вы меня осуждаете», «Да, я труслив и жалок, но я не лицемерен, как вы и сознаюсь в этом», «Все вы, люди, не идеальны по своему, только я понимаю весь ужас жизни в обществе, а вы притворяетесь, что не видите в каком Аду вы находитесь изо дня в день». Что-то такое несут в себе его рассуждения, иногда похожие на пьяный бред, иногда на философские изречения и кто он, - философ или безумец, - трудно сказать. Он просто напросто «неполноценный», как раз потому, что не сумел удачно вписаться в то, что называется «общество». То самое, которое по его же словам лишь сборище отдельных «я» со своими страхами и потребностями. И да, нет общественного мнения, есть мнение каждого из этих «я», которые бояться друг друга. И есть потребности тех, кто в первую очередь заботится о себе. Даже совершая добрые дела они совершают их для себя, не ради кого-то другого. Автор тетрадей не верит в альтруизм, в бескорыстие и существование любви к ближнему. Так стоит ли винить его в том, что его «исповедь» эгоистична и нужна лишь его собственному «я», одному из тысячи? Может, он не так уж и отличен от «общества»? И не так уж безличен, если на то пошло... Может, исходя из его теории, он и есть портрет этого самого общества! По крайней мере, одной из его сторон. Ведь в самом конце именно его возраст выбивает читателя из колеи, та реальная цифра, которую за весь роман подсчитать не получается. И слова «мадам», владелицы тетрадей, о том, что он был прекрасным РЕБЁНКОМ. Ребёнком, который так и не вырос, не научился жить, не приспособился существовать бок о бок с себе подобными. И чистым он был, как раз потому, что остался ребёнком.

  Стало быть, перед нами трагедия? Личности, или даже эпохи, а может и вовсе трагедия вне времён. Так несчастный Дон Кихот с его сумасшествием искренне верил в свои подвиги, в то время как даже те, кто беспокоился о нём всё равно насмехались над ним, били, потешались и гнали прочь, выставляли на посмешище, как шута. Всё его путешествие показало именно людей с не самой выгодной стороны. Только вот Кихот и был «шутом», но не ощущал себя таковым, а Ёдзо из «Исповеди» никогда не был, но намеренно им притворялся. И если Дон Кихот в силу своего помешательства не замечал насмешек, то Ёдзо всю жизнь только и делал, что создавал видимость того, что не замечает их, пряча за этой маской смирения со своей участью истинные чувства.

  Перед тобой, читатель, история падения человека, история его стремительного погружения на самое дно. О причинах и следствиях тебе придётся гадать самому. Нет, не потому что они тут не названы, как раз напротив, твоё дело решить для себя соглашаться ли с тем, что это возможно и гнать от себя те же страхи, что сломили Ёдзо или раз навсегда утвердится в отрицании оных и жить себе дальше спокойной размеренной жизнью. Такой жизнью, в которую тебе хочется верить. И знаешь, никто ведь не сможет сказать, кто из вас действительно прав.

  12

  1,5K