Рецензия на книгу

• 

  olastr20 марта 2013 г.

  Повторное знакомство с Моэмом состоялось! Когда-то он мне очень нравился, но потом я стала находить его банальным и перестала читать, и вот теперь, спустя много лет вернулась. Это был неплохой опыт. Интересно, что я перечитала то же самое произведение, которое когда-то стало моим первым у этого автора – «Луна и грош». Даже не знаю, что я могла понять в этой книге в 15 лет. Нет, что-то я поняла и прекрасно помню – мне понравилось, но несомненно, что тогда я читала совсем другую книгу, вернее мои глаза рисовали ее другой, полуиллюзорной. Книгой из какого-то непонятного мне мира. Как девочка в 15 лет может воспринять драму мужчины, который в 40 лет бросает в буквальном смысле все, чтобы стать художником? Хотя, пожалуй, в 15 лет это может показаться вполне нормальным, ведь трудно представить себе значимость такого поступка, когда твой жизненный путь еще не начался и все, если можно так выразиться, социальные накопления – это какая-то абстракция, также как и стезя чистого творчества, на которую вступил Чарльз Стрикланд.

  Теперь же, когда багаж собственного опыта уже так весом, что приходится сбрасывать с жизненной телеги то один, то другой тюк, чтобы она хоть как-то двигалась дальше, поступок Стрикланда вызывает восхищение, смешанное с ужасом. Вот представьте: жил-был простой биржевой брокер, как все считали, абсолютно приземленный мужлан (да, собственно, он таким и остался до конца за исключением одного пункта – творчества), звезд с неба не хватал, но имел приличную квартирку, очаровательную жену, двух прелестных детей и устоявшееся положение в обществе, весьма недурственное. И вот этот самый брокер без всяких предварительных метаний и коллизий вдруг оказывается в Париже: полуголодный, несвежий, но бодрый и «со взором горящим» (что пристало больше «юношам бледным») он берет уроки живописи и думает создать что-то значительное. Абсурд? Полнейший. Любой здравомыслящий человек скажет, что мужик впал в детство. У него просто кризис среднего возраста!

  Но в том то и дело, что пути творчества трудно постижимы для «здравомыслящих» людей, а такой резкий поворот тем более. Моэм берет в своем романе самый крайний случай, когда на одной чаше весов лежит абсолютная, уже всеми признанная гениальность, а на другой – парадоксальная личность художника, в которую просто невозможно поверить. Рассказчик (повествование ведется от первого лица) сам постоянно сомневается в том, о чем он пишет, он смотрит и не понимает, что делать с этим «сатиром», этим «чудовищем», в котором он разыскивает и не находит хоть что-то человеческое. Это какой-то монолит бесчувственности, это маньяк, страдающий моно манией, но в то же время, автор достаточно чуток, чтобы не замечать мощную энергию, излучаемую Стрикландом. И мнится, что именно этот «сатиризм», эта первобытность и дают Стрикланду и его своеобразное видение мира, и волю к реализации.

  По сути, получается, что творец только тогда видит мир по-настоящему, когда ему удается выйти за его пределы. Гениальность – это вызов тому, что называется общечеловеческим ценностям. Для Стрикланда не существует ничего кроме него самого и тех образов, которые он пытается ухватить, вытащить из невидимого и воплотить на холсте. Все остальное – несущественно. И Моэм до самого конца не перестает решать вопрос, оправдана ли такая жизнь, какую прожил Стрикланд, имел ли он право на это пренебрежительное отношение к тому, что его окружает, стоят ли результаты тех жертв, и вообще о каких результатах идет речь. Что является наградой для художника, который при жизни не продал ни одного своего произведения? Или ему не нужны награды? Но он же человек... Или нет? Или простые человеческие резоны неуместны там, где идет общение чуткой души художника (в случае со Стрикландом только в этом и приобретающей чуткость) с ускользающей сущностью вещей? Наверное, только сам этот процесс улавливания и важен для гения, и счастлив тот, кто сумел реализовать хоть йоту из того, что просилось на свет.

  Спасибо Моэму за его тонкость и внимательность, за желание увидеть феномен со всех сторон и понять, что же движет творцом, подобным Стрикланду. Автор много раз подчеркивает, что хотя он сам человек творческий, но у него все по-другому, он в нашем с вами мире, хотя иногда и отстраняется, и все же к концу романа он примиряется со своим героем (или с его прототипом, которым считали Гогена), потому что тот находится по другую сторону невидимой стены. От этой стены отскакивают все наши неуместные мнения. Гений – другой, и этим все сказано.

  51

  212