Рецензия на книгу

• 

  Аноним14 декабря 2021 г.

  Когда я подбиралась к концу этой книги, впечатления уже были довольно разрозненными и смешанными, но кратко их можно было бы свести к следующему: до чего хорошо и складно написано и переведено, до чего непривлекателен главный герой и его страдания, до чего же я устала от этой книги, а финальные пассажи о картине заслуживают высших похвал.

  Первые главы почти убедили меня в том, что передо мной роман-воспитание прекрасной души, далее я поняла, что совершенно перестала симпатизировать мальчику.

  Возможно, меня обвинят в недостаточной глубине понимания сути его истории, его травмы и его преображения, которое - ну ладно - в конце истории всё же случилось. Возможно, меня посчитают мыслящей слишком приземлённо - пусть.

  Во-первых, я так и не ощутила той самой волшебной "силы искусства", торжественно обещанной в аннотации. Но к этому я ещё вернусь, потому что сразу хочу перейти к "во-вторых".

  Во-вторых, проникнуться сутью, глубиной травмы Тео и преображением его души благодаря картине мне ужасно мешал очень уж буржуазный контекст всей этой истории. Наверно, виной тому моя от него отдалённость - пусть моё собственное детство и было довольно безоблачным в плане любви близких и отсутствия травм, но оно было лишено всяких признаков зажиточности и обеспеченности. Моим близким порой приходилось выживать и буквально добывать средства к существованию - и с таким вот бэкграундом мне трудно проникнуться историей, рассказанной Донной Тартт.

  Давайте для начала посмотрим на неё очень практически. В результате ужасного взрыва мальчик теряет маму, единственного близкого человека, сам получает психологическую травму, и далее начинаются его скитания. Но скитания ли? Сначала он попадает в очень богатую ньюйоркскую семью, где о нём трогательно заботятся и поддерживают, особенно его друг Энди; он находит своих "друзей по трагедии" - Хоби и Пиппу. Хоби влюбляет его в антиквариат. Потом Тео едет с отцом в Лас-Вегас, где живёт тоже вполне себе припеваючи, хотя отец и его подружка не то чтобы очень порядочные люди. После смерти отца, уже подсевший на алкоголь и наркотики Тео, прихватив милого пёсика мачехи, возвращается в Нью-Йорк - вновь в любящие объятия, на этот раз Хоби, уже окончательно. Мать оставила Тео приличную сумму на образование. Растёт он по опекой Хоби и в конце концов становится его партнёром по бизнесу, ворочает громадными суммами, общается с клиентами из высших кругов, вновь входит в семью своих первых опекунов, обручается с Китси, и, готовясь, к свадьбе, они слоняются по "Тиффани" и прочим подобным местам в компании свадебного консультанта, заботливо предлагающего присмотреться к тому или иному фарфору, претендующему на статус фамильного. Живёт припеваючи, материальной нужды не ведает ни в чём. Множество раз на протяжении чтения мне хотелось захлопнуть книгу и прокричать: "Чего ещё тебе надо?"

  Но нет - душу героя съедает ужасная экзистенциальная тоска. И что же с ней делать? Конечно, топить в алкоголе и наркоте. А ещё по-свински вести себя с окружающими. Например, с Энди, которому не удосужился позвонить, вернувшись в Нью-Йорк.

  
  Я годами не вылезал из своего кокона горя и самокопания, и за этой своей аномией, за ступором, апатией, замкнутостью и сердечными терзаниями я упустил множество повседневных, маленьких, незаметных проявлений доброты; и даже само это слово, доброта, напоминало выход из комы, от гудения датчиков – в больничную явь голосов и людей.

  Да ладно? Так сложно было ответить добром на добро? Но этого мало - с Хоби мы тоже обходимся некрасиво. Бизнес ведём нечестно, продаём подделки, играем в грязные игры. В конце книги он пафосно восклицает "я совсем не желал тебе навредить, Хоби!" - правда? То есть это всё тоже было под спудом горя?

  Всё это - на фоне неразделённой любви к Пиппе. Тоже страдающей от постравматического синдрома. Тоже не ведающей ни в чём нужды. Школа в Швейцарии, тётушкино наследство, с которым можно не работать, путешествия, жизнь в Лондоне - и тоска. Ох, какая тоска.

  
  

  • А сколько будет гостей? - спросила Пиппа. Ей пришлось сходить в "Моргану ле Фей" и купить себе платье, потому что ничего нарядного у нее с собой не было.

    Я не поленилась погуглить этот магазин - средняя стоимость платья - полторы штуки баксов. Вот такая вот она, непростая жизнь рядового ньюйоркца.

    Вернёмся к Тео. Он превращается в этакого рано уставшего от суеты Онегина, плывёт по течению (не забывая о дорогих костюмах, конечно же), встречается с нелюбимой девушкой, глотает наркотики и в своих бесконечных СТРАДАНИЯХ цинично смотрит на окружающую его тошнотворную суету:

  
  Ну а я — да, пусть у меня нет подружки, нет никаких приличных ненаркоманистых друзей — зато я вкалываю по двенадцать часов в сутки и ничего, глаз не дергается, ношу костюмы от Тома Брауна и с улыбкой общаюсь с людьми, от которых меня тошнит, два раза в неделю хожу в бассейн и играю в теннис, исключил из рациона сахар и полуфабрикаты. Я приятный человек, весь на позитиве, тощий, как щепка, зато не распускаю соплей, не поддаюсь дурным мыслям, продавец я отличный — кто угодно подтвердит, и дела у меня идут так хорошо, что хоть сколько трать на наркотики, на кармане все равно не скажется.
  
  
  Но нет, «депрессией» это не назовешь. То был полет в бездну, вмещавшую столько тоски и омерзения, что они становились надличностными: когда тошнотворно, до испарины мутит от всего рода человеческого, от всех человеческих деяний с самого сотворения времен. Уродливые корчи законов биологии. Старость, болезни, смерть. Никому не спастись. И самые красивые люди — все равно что спелые фрукты, что вот-вот сгниют. Но они отчего-то все равно продолжали трахаться, и размножаться, и выпрастывать из себя свеженький корм могильным червям, производя на свет все больше и больше новых страдальцев, словно это душеспасительный, стоящий, высокоморальный даже поступок: подсадить как можно больше невинных созданий на эту заранее проигрышную игру. Ерзающие младенцы, медлительные, самодовольные, хмельные от гормонов мамаши. Кто это у нас такой сладенький? Мимими. Дети орут и носятся по игровым площадкам, даже не подозревая, какие круги ада их поджидают в будущем: унылая работа, грабительская ипотека, неудачные браки и облысение, протезирование тазобедренных суставов, одинокие чашки кофе в опустевших домах и мешки-калоприемники в больницах. И большинство вроде ведь довольствуется тонюсенькой позолотой и искусным сценическим освещением, которые, бывает, придают изначальному ужасу человеческой доли вид куда более таинственный, куда менее гадкий. Люди просаживают деньги в казино и играют в гольф, возятся в саду, покупают акции и занимаются сексом, меняют машины и ходят на йогу, работают, молятся, затевают ремонт, расстраиваются из-за новостей по телику, трясутся над детьми, сплетничают про соседей, выискивают отзывы о ресторанах, основывают благотворительные фонды, голосуют за политиков, следят за «Ю-Эс Оупен», обедают, путешествуют, занимают себя кучей гаджетов и приспособлений, захлебываются в потоке информации, эсэмэсок, общения и развлечений, которые валятся на них отовсюду, и все это только чтобы забыть, где мы, кто мы. Но под ярким светом ты это уж никак не замажешь. Все — гнилье, сверху донизу. Отсиживаешься в офисе, рожаешь по статистике двух с половиной детей, вежливо улыбаешься на своих проводах на пенсию, потом закусываешь простыню и давишься консервированными персиками в доме престарелых. Уж лучше никогда бы и не рождаться — никогда ничего не желать, никогда ни на что не надеяться.

  Ах ты, бедненький. Пожалеть бы тебя хотелось, да вот что-то не получается.

  Но герой таки преображается - и пусть он по-прежнему весь такой независимый и циничный и не в восторге от всех этих "вялых общественных добродетелей" - но жизнь его, кажется, обретает некий смысл, а впереди даже маячит какая-то радостная перспектива.

  Тут мы подходим к главному - картине, прихваченной героем из музея после взрыва, в травматическом угаре и хаосе происходящего. Именно она и становится для Тео тем самым лучиком или маяком, ведущим к свету, выводящим из затяжной депрессии и возвращающим жизни смысл. Вот только происходит всё это как-то единоразово и от того очень неправдоподобно. Буквально - вжух! - и жизнь уже течёт по новому руслу и под светом иной звезды. А все тяжёлые годы саморазрушения Тео и смотреть-то на неё боялся - хранил завёрнутой в бумагу и наволочку, не решаясь развернуть. Куда уж лучше глотать одуряющие таблетки и дурить клиентов.

  Так где же она - волшебная сила искусства? Я поняла замысел автора так: на какое бы дно нас порой ни загоняла жизнь, может найтись что-то, что вытянет тебя из бездны, и этим может оказаться маленький шедевр с многовековой историей, непонятно как и зачем написанный автором, непонятно как и зачем освещающий путь обычного человека.

  Но этот замысел меня совершенно не тронул, не открыл новую истину, не произвел ошеломляющий эффект. Я верю в силу искусства, но не поверила в эту историю. Я читала много других историй о страдальцах и скитальцах, прошедших через куда более жестокие испытания и заслуживающих куда больше симпатии.

  Мне очень понравились финальные рассуждения о Фабрициусе и загадке его творчества, о том, как странно порой заворачиваются судьбы людей в связи с искусством, о том, как важны для нас вещи, о том, что в этом нет по сути ничего постыдного. Но меня совсем не тронула рассказанная история. Искусство влияет, но сути нашей оно изменить не может.

  Что ещё понравилось в книге? Безусловно, само изложение, сочный язык, множество деталей и образов. Большая благодарность Анастасии Завозовой за её большой переводческий труд.

  Мне понравился Борис. В отличие от Тео, он очень искренний и настоящий, идёт своим путем, пусть и весьма спорным. Но в его историю веришь и сопереживаешь.

  Мне понравились образы мест - Нью-Йорк с его светским очарованием и особенно - пустыни Лас-Вегаса и необъятное звёздное небо, вбирающее тоску героев и одновременно её подпитывающее.

  Это было не бесполезное чтение. Но далеко не самое захватывающее.

  
  

  
  

  
  

  22

  862