Рецензия на книгу
Тихий Дон. Том 2. Книги 3, 4
Михаил Шолохов
Аноним11 марта 2013 г.Полторы тысячи страниц. Полторы тысячи.
Из них полторы тысячи – про войну. Потому что если война, то остальное – работа, гульба, семья, любимые, земля родная – лишь силится втиснуться в жизнь человека, лишь оттягивает иногда где-нибудь у щеки, у виска краешек этого липкого красного ужаса, но ненадолго. Всё заливает кумачовый кошмар, ничего не останется. Всё перемелется в мясорубке человеческих душ, ни уголка не останется. Закрываешь книгу, и нет виноватых, нет правых, нет чистых, честных и нет сумасшедших, нет душегубов и висельников, а есть только, что разрушено, зарыто, никогда не вернется. Земля, которая не будет вспахана, стога, которые не будут сметаны, дети, которые не вырастут, отроки, которые не узнают родителей, люди, которые не вернутся домой – судьбы, которые не перепишешь.
Полторы тысячи страниц глухой казачьей боли, и возвращение к началу: один человек, сын и попытка жить снова.
И вот еще, пожалуй, что остается – любовь к земле. К простой, обыкновенной, пахотной и луговой земле, черной, которую на войне смешивают со слюной и порохом, и этим мажут раны. Не к родине с большой буквы, даже не к родному дому, а к земле, которая под ногами, на которую ложишься ничком, и отходит боль из груди, которая в чужом краю пахнет чуждо; которая кличет, кличет, зовёт. Это даже у Толстого и не так, здесь яснее, грубее, чище.
От свата Пантелей Прокофьевич ушел растерявшийся еще больше, насквозь отравленный тревогой и тоской. Теперь уж чувствовал он со всей полнотой, что какие-то иные, враждебные ему начала вступили в управление жизнью. И если раньше правил он хозяйством и вел жизнь, как хорошо наезженного коня на скачках с препятствиями, то теперь жизнь несла его, словно взбесившийся, запененный конь, и он уже не правил ею, а безвольно мотался на ее колышущейся хребтине и делал жалкие усилия не упасть.1270