Рецензия на книгу
Вадим
М. Ю. Лермонтов
Аноним17 ноября 2021 г.Имярек.
Перед нами, читателями, открываются страницы жизни помещика Бориса Петровича Палицына, его жены, Натальи Сергеевны, их сына Юрия и воспитанницы Ольги. Это дни накануне пугачевского восстания, полные разного рода будничностей в семье, не подозревающей о скором трагическом повороте истории. И, казалось бы, полно с этих героев страданий… Но есть одно обстоятельство. Имя этому обстоятельству — Вадим. Он горбат, точно Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери» (любопытно, как роман Гюго, так и неназванный шедевр Лермонтова написаны примерно в одно время). А душа его нищая, поскольку
Нищета — душа порока и преступлений.
Неназванный шедевр выше назван был так мною неспроста, так как в первоисточнике вырван первый лист и авторского названия произведение не имеет («Вадим» — общее звено в издательских вариациях названия романа). Из воспоминаний современников Лермонтова, роман этот основан на рассказах бабушки писателя — много знакомых и родственников ее, дворян, были убиты пугачевцами.
Обобщенно, это трагедия народа, продемонстрированная, как водится, на примере одной семьи. Это ужасающая ретроспектива, после созерцания которой лишний раз убеждаешься в том, что история циклична.
Как все хорошее (в литературном смысле), этот роман быстро заканчивается. Я бы даже сказала так: обрывается. На самом интересном месте. Остается только гадать читателю, что было дальше с героями, какая постигла их участь. Увы, этого мы никогда не узнаем.
Помимо каких-то новаторских для того времени вещей, стиля написания этого текста, мне нравится, что здесь нет никакой жеманности — Лермонтов не приукрашивает своих персонажей, не старается сделать их лучше, храбрее или благороднее, чем они есть. Они такие, каковой века уже является природа человека. Они молчат, когда растеряны, их гнев иногда запоздалый, кто-то из них извращенный, а кто-то чудовищный эгоист и в этом они люди. Такие, какими есть, даже когда человеческого (в наилучшем понимании слова) в них мало.
«Имярек». Мне вспомнилось это понятие и оно отождествляется у меня с главным (?) героем романа. Неспроста, как мне кажется: мы не знаем его досконально, он прячется за именами и позывными. Упомянутое выше слово использовалось когда-то в церковных текстах. Так и в нашем герое чувствуется потребность того, чтобы кто-то вписал его в свою молитву. Но нам, читателям, даже не известно точно, главную роль ли он здесь сыграет? Слишком очевидным становится тогда присвоенное роману название. Отчего же написано оно не авторской рукой?5667