Рецензия на книгу

• 

  Аноним26 сентября 2021 г.

  Какой-то роман

  За почти столетие со времени публикации романа «Процесс» (впервые он вышел в свет в 1925 году) сформировался огромный массив работ и интерпретаций, которые пытаются объяснить значение изображенного сюрреалистического мира Франца Кафки. Социально-философская позиция критиков во многом обуславливала итоговую трактовку произведения, поэтому во главе угла толкования можно найти гуманизм, мистицизм, экзистенциализм и даже марксизм. Пожалуй главная проблема любого интерпретатора заключается в восприятии им романа как чего-то цельного, завершенного. Однако же история написания романа и его публикации совершенно определенно говорит, что в руках читателя незаконченный набросок, не прошедший окончательной авторской и редакторской правки, главы которого были собраны почти вслепую душеприказчиком Кафки Максом Бродом в нарушение посмертной воли автора. Следовательно, любые однозначные суждения почти невозможны, а вся критическая литература и возня вокруг романа — сплошная интеллектуальная спекуляция, если только она не подстрахована словом «возможно». Отдельные же фрагменты романа, обладающие чертами аллюзий, могут быть идентифицированы, но в отрыве друг от друга они не становятся решающим фактором в определении смысла произведения.

  Что можно с полной уверенностью сказать о романе, это то, что описываемый мир «Процесса» — это мир не вполне реальный. Читателю словно передают содержание сна, в котором рассказчик пытается найти смыслы и призывает слушателей помочь его истолковать. Любой же сон — это калейдоскоп символов, отражающих пережитое автором в реальности. Таким образом, опираться стоит не только и не столько на содержание романа, сколько на биографию Франца Кафки, которая прямо указывает, что рождение «Процесса» связано с конкретными событиями, а именно с разрывом помолвки с Фелицей Бауэр и «судом» друзей и родных в 1914 году. Литературные экзерсисы Кафки, в данном случае, возможно, приняли для него форму творческой психотерапии, когда на бумагу выплеснулось не логичное, а в большей мере эмоциональное. Вероятно, достигнутый терапевтический эффект объясняет почему роман был заброшен спустя несколько месяцев интенсивной работы.

  «Процесс» не посвящен судебной системе и ее произволу в отношении гражданина, хотя оперирует правовыми понятиями. Перефразируя автора, роман не о том суде, что во Дворце правосудия, а о том, «который на чердаке». Какой именно суд? Общественный, суд совести, Праведный или каждый из них в отдельности — это широкое поле для дискуссий.

  Еще одной проблемой романа, после его незавершенности, являются стилистические особенности текста. Прежде всего, это почти повсеместное употребление неопределенных местоимений:

  
  «заместитель директора, уже уходя, затронул ещё кое-что…;
  ввиду некоего торжественного события, отмечавшегося в кругу завсегдатаев одного кабачка…;
  Он полагал, что уже на расстоянии — по каким-то признакам, которые он сам не вполне точно представлял себе, или по какому-то особенному движению перед входом, — что уже издалека узнаёт этот дом.
  словно следователь наблюдал за ним из какого-то окна;
  за арестом и сегодняшним слушанием, стоит какая-то большая организация;
  какой-то мужчина затащил ее в угол возле двери и там прижал к себе;»

  Конечно, можно списать это на гениальность автора, который подчеркивает, таким образом, неопределенность происходящего. Он обезличивает мир и создает атмосферу неясности, окружающую главного героя… Но так же это может быть результат «сырости» материала или признак бесталанности. Таким же неприятным моментом является частота использования личных местоимений. Например:

  
  «Несмотря на внешнее спокойствие, ОН был очень напуган, ОН испугался самого себя; собственно, о письме к Титорелли ОН сказал только для того, чтобы как-то показать фабриканту, что оценил по достоинству его рекомендацию и намерен, не откладывая, обдумать возможность встречи с Титорелли, но, ведь если бы ОН счел помощь Титорелли полезной, ОН бы, недолго думая, и в самом деле ему написал».

  И это не списать только на особенности перевода Г.Ноткина. То же место у Р.Райт-Ковалевой:

  
  «При всем своем внешнем спокойствии ОН очень испугался за себя: в сущности, ОН говорил о письме к Титорелли, только чтобы показать фабриканту, что ценит его рекомендацию и обдумывает, как ему встретиться с Титорелли, но вместе с тем, если бы ОН счел помощь Титорелли полезной, ОН и в самом деле не преминул бы ему написать».

  В купе с пустыми диалогами, странными и нелогичными (но очень важными для литературоведов) действиями персонажей «Процесс» не заслуживал бы внимания, если бы за почти 100 лет не превратился в культурный феномен. Стоит отметить, что перевод Р.Райт-Ковалевой гораздо «литературнее» перевода Г.Ноткина, попавшего в 3-й том собрания сочинений Франца Кафки, вышедший в издательстве «Пальмира». Среди дополнений этого тома можно найти неоконченные главы романа, а также раздел «Примечания», в котором их нет… зато есть небольшая статья переводчика, посвященная истории публикации и обильной критики романа.

  11

  986