Рецензия на книгу

• 

  Аноним28 января 2013 г.

  Томас Стернз Элиот – англо-американский поэт, драматург, критик, лауреат Нобелевской премии за 1948 год. Но нас будет интересовать период, когда он работал в имажистском журнале «Эгоист», где и была в 1919 году опубликована статья «Традиция и индивидуальный талант».
  
  Элиот выдвинул теорию «аперсонального» искусства. Суть ее, в двух словах, заключается в том, что всякое неповторимое переживание личности обретает полноту и общезначимость лишь тогда, когда воплощает «сверхиндивидуальные» смыслы. Чистое «самовыражение» приводит к вырождению не только творческой личности, но и искусства в целом.
  Теперь подробнее.
  Прежде всего, необходимо определиться с тем, что такое традиция.
  

  
  Традиция прежде всего предполагает чувство истории, совершенно необходимое каждому, кто хотел бы остаться поэтом, перешагнув рубеж двадцатипятилетия; в свою очередь, это чувство истории предполагает ощущение прошлого не только как прошедшего, но и как настоящего; оно побуждает человека творить, ощущая в себе не только собственное поколение, но и всю европейскую литературу, начиная с Гомера (а внутри нее – и всю литературу своей собственной страны), как нечто существующее единовременно, образующее единовременный ряд. Это чувство истории – чувство непреходящего и преходящего, ощущение слитности непреходящего и преходящего – как раз и определяет принадлежность писателя к традиции. И именно оно позволяет писателю с особой остротой осознать свое место во времени, свою современность.

  
  Правда, данная доктрина, по умолчанию, требует от творца немыслимой эрудиции, что может привести к обратному эффекту – умерщвлению поэтического чувства. Но Элиот нашел изящный выход из кажущегося тупика, переведя эрудицию на индивидуальный уровень. «Важно, чтобы поэт выработал и развивал свое понимание прошлого и чтобы этот процесс не прерывался на протяжении его творческой деятельности».
  В качестве примера, он приводит Шекспира, который черпал исторические сведения не из энциклопедий и учебников, а из Плутарха.
  
  Следующий важный момент доктрины Элиота – это деперсонализация творца, его непрерывное самопожертвование, непрерывное погашение в себе индивидуального начала, что позволяет уподобить искусство науке.
  Науке в смысле ступенчатости знания, каждое последующее приращение которого опирается на предшествующее. Элиот даже приводит яркую аналогию, отождествляя поэта с катализатором, не участвующим в реакции, но, тем не менее, существенно ее ускоряющим.
  «Сознание поэта подобно такой платиновой пластине (катализатору – ред.). Поэт может, отчасти или целиком, основываться на своем жизненном опыте, но чем совершеннее художник, тем четче разделены в нем человек, непосредственно живущий и страдающий, как все люди, и творящее сознание…»
  Поэт, по мнению Элиота, должен быть медиумом, улавливающим отзвук сегодняшнего или завтрашнего времени. И главный акцент надо делать не на поэте, а на поэзии, как тексте.
  «Эмоция искусства внеличностна. И поэту не дано достичь этой внеличностности, не растворив себя без остатка в произведении, которое он создает. И он едва ли сможет уяснить себе, в чем заключается эта работа, если живет только настоящим и не сумеет ощутить в себе прошлое как настоящее, осознав не только то, что умерло, но то, что продолжает жить».
  
  Теперь попробуем разобраться, что же хотел сказать своей доктриной Элиот.

  Дальше...

  Первым идет очевидный факт – на рынке одновременно присутствуют книги, написанные месяц назад, и книги, которым несколько тысяч лет. И они для читателя совершенно равноценны. Как вывод, писатель может сколько угодно самовыражаться, но на книжной полке ему придется конкурировать с лучшими образцами, созданными человечеством. Отсюда делается логичный вывод, чтобы на тебя обратили внимание, старайся соответствовать лучшему, как по масштабу, так и по уровню.
  Следующее утверждение больше относится к той литературной эпохе, когда была написана статья. Эпохе расцвета модернизма. Литература, философия, история еще были настолько переплетены друг с другом, что порой очень трудно было определить жанровую принадлежность произведения. «Так говорил Заратустра» явно находится ближе к литературе, чем к философии.
  Модернисты действительно занимались синтезом культур, мало заботясь о читабельности своих произведений. Но чтобы воплотить в жизнь этот синтез, необходимо было «свободно плавать» по культурным пластам всех времен и народов. Нельзя написать «Улисс», не зная если не наизусть, то близко к тексту всего Гомера, и только представьте, какой культурологический бэкграунд надо иметь, чтобы создать «Поминки по Финнегану» - роман, большую часть слов в котором составили авторские неологизмы, образуемые всевозможными деформациями и комбинациями английского и множества (около 70) других языков. И «Песни» Эзры Паунда, и «Рассказы и тексты для ничего» Беккета, требуют для своего понимания обширных комментариев и справочников.
  Наконец, само предназначение литературы в те времена мыслилось совершенно по другому. Например, «Cantos» Паунда мыслились не только как свод «Песен», призванных охватить всю культуру - от античных истоков до современности, но и как эпос, который скреплял бы историю воедино, давал бы людям, живущим в ней, чувство общего смысла и общей перспективы.
  
  И Элиот при всем своем утопизме оказался в чем-то прав. Великие цели породили великие произведения. Он попытался сформулировать идеал, точку отсчета, с которой сверяется все созданное.
  Увы, Элиот не учел вторую часть процесса – читателя, который и оказался победителем в великой битве идей. Кошельком и ногами он проголосовал за свое ублажение и восхваление значимости. На смену модернизму пришел постмодернизм.

  12

  697