Рецензия на книгу
Бремя страстей
Сомерсет Моэм
Alexandrinnne19 января 2013 г.– Зачем же ты тогда читаешь вообще?
– Отчасти для удовольствия – это вошло у меня в привычку, и мне так же не по себе, когда я ничего не читаю, как и когда я не курю, – отчасти же, чтобы лучше узнать самого себя. Когда я читаю книгу, я обычно всего лишь пробегаю ее глазами, но иногда мне попадается какое-нибудь место, может быть, одна только фраза, которая приобретает особый смысл для меня лично и становится словно частью меня самого; и вот я извлек из книги все, что мне было полезно, а ничего больше я не мог бы от нее получить, даже если перечел бы ее раз десять. Видишь ли, мне кажется, что каждый человек – точно нераскрывшийся бутон; то, что он читает или делает, по большей части не оказывает на него никакого воздействия; но кое-что приобретает для каждого из нас особое значение и словно развертывает в тебе лепесток; вот так один за другим раскрываются лепестки бутона и в конце концов расцветает цветок.Роман, описывающий тридцать лет жизни английского мальчика, молодого человека, мужчины, охватывает множество различных тем, связанных один звеном – в чем же состоит смысл жизни. В конце романа Моэм даст ответ на этот камень преткновения стольких философов, писателей, ученых и просто здравомыслящих людей. К сожалению, точнее к счастью, ответ далеко не однозначный, выстраданный самим Филипом его собственный узор на персидским ковре.
Филипп. Я не знаю другого романа, где главный герой вызывал настолько противоречивые чувства. Презрение спустя пару страниц переходило в уважение, потом оно плавно трансформировалось в симпатию, пока Филип не вытворял что-нибудь такое, что приводило к казалось бы окончательному разочарованию. Но ты переворачивал страницы, и все начиналось сначала. Самое поразительное, что подобные переходы вызваны не искусственным метанием героя между двумя полюсами, все намного сложнее, точнее многограннее – ведь особенности характера сами по себе не могут быть отрицательными или положительными, они как мазки наклевываются на фон (ситуацию), и исключительно в зависимости от обстоятельств приобретают окончательные черты. И наиболее правильным решением станет поиск своего места в жизни, где твоя природа вкупе со способностями получит развитие в том направлении, которое принесет тебе душевный комфорт и желание жить.
Очень интересна любовная линия, точнее одержимость Филипа Милдред. Именно она ярче остальных показала насколько двулики и неоднозначны человеческие эмоции. Даже последняя любовь Филипа, выбранная им скорее из-за своей простоты, неотягощенной бременем уже осточертевших страстей, далека от определенности.
И, пожалуй, одно из самых здравых рассуждений о Боге.
– Может быть. Не верил и Кант, когда придумал свой категорический императив. Вы отбросили веру, но сохранили мораль, которая была на этой вере основана. По существу, вы и до сих пор христианин, и, если Бог есть на небе, вам за это воздается. Но Всевышний вряд ли такой уж болван, каким его изображает церковь. Ежели вы соблюдаете его заповеди, ему, верно, начхать, верите вы в него или нет.
Роман натолкнул на мысли о скоротечности времени, точнее о роли прошлого в судьбе человека. Насколько порой незначительна в дальнейшем роль событий, которые, случившись, отравляют наше существование. Если начертить отрезок – жизнь и отметить точками все произошедшие с нами истории, некоторые будут жирными кляксами, другие едва заметными крапинками, каждая из них бросает тень на дальнейшие часы, месяцы, годы.., едва заметный четкий росчерк, легкую вытянутую дымку или навязчивую, вечно возвращающуюся идею, пунктирной кривой, как звенья цепи, обрамляющую нашу линию жизни. И здесь не действуют законы физики, нет уверенности, что есть какая-то связь между размером точки и длиной ее тени, все отдано воле случая. Мы сами наделяем значением события, так давайте же концентрироваться на положительных сторонах жизни, тогда тканье ковра доставит нам истинное удовольствие.Филип полагал, что, отказавшись от погони за счастьем, он прощается с последней иллюзией. Жизнь его казалась ужасной, пока мерилом было счастье, но теперь, когда он решил, что к ней можно подойти и с другой меркой, у него словно прибавилось сил. Счастье имело так же мало значения, как и горе. И то и другое вместе с прочими мелкими событиями его жизни вплетались в ее узор. На какое-то мгновение он словно поднялся над случайностями своего существования и почувствовал, что ни счастье, ни горе уже никогда не смогут влиять на него так, как прежде. Все, что с ним случится дальше, только вплетет новую нить в сложный узор его жизни, а, когда наступит конец, он будет радоваться тому, что рисунок близок к завершению. Это будет произведение искусства, и оно не станет менее прекрасным оттого, что он один знает о его существовании, а с его смертью оно исчезнет.
Филип был счастлив.
Светило солнце.951