Рецензия на книгу
Карьера Ругонов. Добыча
Эмиль Золя
Аноним1 января 2013 г.Вообще очень сильно в понимании Золя помогла вступительная статья, где довольно подробно описывался его метод передачи натурализма в тексте и его идейную подоснову. То есть долго готовиться, изучать историю, биологию, отчасти генетику - я понимаю, что её тогда как науки не существовало, но исследования о наследственности тогда уже должны были быть... Это очень, очень здорово.
Впрочем, у этого подхода есть как свои плюсы, так и минусы: основной недостаток заключается в том, что, по сути, ты читаешь моралите. "Этот человек был плохой, его жена - ещё хуже, их дети переняли от них такие-то и такие-то черты. Затем дети этих детей родились такими-то и такими-то, позаимствовав следующие черты характеров своих родителей..." - и так далее до бесконечности. Для своего времени это, должно быть, было революцией (вау, кто-то описывает развитие рода с исторической и биологической точки зрения, обалдеть!)... да и сейчас, надо признаться, это не выглядит плохо. Только чуууууть-чуть занудно.
Что же касаемо характеров персонажей - безупречно. Не зря ж Флобер так сильно любил Золя: мало того, что они очень похожи друг на друга, так ещё и отображение логики и типа мышления того или иного персонажа удивительно достоверны. Да, конечно, чувствуется некоторая пристрастность автора, но это, в целом, не раздражает, потому что не является уж слишком навязчивым. (вообще занятный факт - почти у всех писателей один и тот любимый типаж: одиночка, одержимый своим делом, презирающий высшее общество... Ну а кем ещё является Паскаль?).
Интересно. Определенно - интересно.
Из своих любимых моментов могу назвать концовку первой главы, она совершенно потрясающая. Мало того, что очень убедительно и точно показаны механизмы, которые толкают людей на революцию, так ещё и сам образ меня невероятно восхитил.- Да ведь это Шантегрейль, - сказал кто-то из жителей предместья, - племянница Ребюфа, кожевника из Жа-Мейфрена.
- Ты чего тут шляешься? - крикнул другой.
Сильвер в волнении не подумал о том, в какое неловкое положение может попасть Мьетта, если над ней начнут подшучивать рабочие. Девушка растерянно смотрела на него, как бы ища помощи и поддержки. Но не успел он ответить, как в толпе раздался чей-то грубый- Ее отец на каторге. Нам не нужна дочь вора и убийцы.
Мь- Неправда! - сказала она. - Мой отец убил, но не воровал.
И видя, что Сильвер, побледнев от гнева, сжимает кулаки и дрожит сильнее,- Оставь, это касается только меня. И, обратясь к толпе, громко крикнула:
- Вы лжете, лжете!.. Он не украл ни единого су. Вы это знаете. Зачем же вы его оскорбляете, ведь он не может себя защитить!
Она выпрямилась во весь рост в великолепном порыве негодования. Ее страстная, мятежная натура довольно спокойно принимала обвинение в убийстве, но то, что отца обвиняли в воровстве, приводило ее в ярость. Все это знали, и потому люди с бессмысленной жестокостью чаще всего бросали ей в лицо именно такое обвинение.
Человек, назвавший ее отца вором, повторил сейчас то, что говорилось уже много лет. Гнев Мьетты вызвал смех. Сильвер стоял, сжимая кулаки. Дело могло плохо кончиться, не вступись за девушку охотник из Сейльи, пр- Она правильно говорит, - сказал он, - Шантегрейль был из наших. Я его знаю. Дело это запутанное. Я, например, верю тому, что он сказал на суде. Он застрелил жандарма на охоте, но жандарм-то сам целился в него из карабина. Всякий на месте Шантегрейля стал бы защищаться. Но Шантегрейль - честный человек, Шантегрейль не воровал.
Как всегда в таких случаях, достаточно было вступиться одному, чтобы нашлись и другие защитники. Оказалось,- Да, да, это правда, - подхватили они. - Он не вор. А сколько в Плассане мерзавцев, которых стоило бы послать на каторгу вместо него... Шантегрейль наш брат. Успокойся, девочка, успокойся.
Никогда еще Мьетта не слышала доброго слова о своем отце. Обычно его называли при ней бродягой, негодяем, а тут вдруг люди находили для него слова оправдания, утверждали, что он честный человек. Мьетта расплакалась, ее охватило то же волнение, от которого у нее сжималось горло при звуках марсельезы. Ей захотелось отблагодарить этих людей, которые жалеют обездоленных. Сначала у нее мелькнула мысль по-мужски пожать руку каждому, но сердце подсказало лучше. Рядом с ней стоял повстанец, державший знамя. Она дотронулась до древк- Дайте мне знамя. Я понесу его.
- Дайте мне знамя. Я понесу его.
Рабочие, люд- Верно! - закричали они. - Пусть дочка Шантегрейля несет знамя.
Кто-то- Нет, я крепкая, - гордо заявила Мьетта и, засучив рукава, показала свои округлые руки, сильные, как у взрослой женщины.
Ей подали знамя. - Подождите! - крикнула она.
Сбросив плащ, она вывернула его наизнанку и накинула на плечи красной подкладкой кверху. Освещенная белым светом луны, она стояла перед толпой словно в широкой пурпурной мантии, спадавшей до земли. Капюшон зацепился за прическу, и казалось - на голову надет фригийский колпак. Мьетта взяла знамя, выпрямилась и прижала древко к груди. Складки кроваво-красного стяга развевались у нее за спиной, ее детское, вдохновенное лицо, в ореоле кудрявых волос, с большими влажными глазами и улыбающимся полуоткрытым ртом было гордо и решительно поднято к небу. В это мгновение она казалась олицетворением девственной Свободы.
Толпа повстанцев рукоплескала. Южане с пылким воображением были захвачены, потрясены внезапным появлением высокой девушки в красн- Браво, Шантегрейль! Да здравствует Шантегрейль! Пусть остается с нами! Она принесет нам счастье!
Они еще долго кричали бы, но раздался приказ о выступлении. Коло- Ты слышишь? Я остаюсь с тобой. Хочешь?
- Ты слышишь? Я остаюсь с тобой. Хочешь?
Сильвер молча ответил на ее пожатие. Он соглашался. Он был глубоко потрясен, всеобщее воодушевление захватило его, Мьетта казалась ему такой прекрасной, такой великой, такой святой! И, поднимаясь по склону, он, не отрываясь, смотрел на нее, сияющую, озаренную славой. Она была для него образом другой его возлюбленной - образом обожаемой Республики. Ему хотелось поскорее дойти до города, скорее вскинуть на плечо ружье, но повстанцы шли медленно. Был дан приказ производить как можно меньше шума. Колонна двигалась по аллее вязов, извиваясь, как огромная змея. Морозная декабрьская ночь стала опять безмолвной. И только Вьорна, казалось, рокотала еще громче.
Когда поравнялись с первыми домами предместья, Сильвер побежал за ружьем на площадь св. Митра. Она все так же дремала в лунном сиянии- Мне кажется, что это крестный ход и я несу хоругвь.
- Мне кажется, что это крестный ход и я несу хоругвь.
638