Рецензия на книгу

• 

  ruru30 июня 2021 г.

  - Кто там?
  

  • Это я, твоя Смерть.
  • А почему в таком дурацком цветастом платьице с рюшечками?
  • Нелепая...

  
  (Эпиграф, в общем, ни о чём. Просто вспомнился анекдот. Хотя роман Сарамаго и можно назвать нелепым в хорошем смысле слова, если такой смысл у этого слова есть.)

  Легко писать о смерти, когда тебе за восемьдесят. Как ни крути, а ты гораздо ближе к н(Н)ей, чем основная масса твоих читателей (я лично Сарамаго путь прошёл до половины, а если честно даже не совсем дошёл). Но возможно, первая фраза написана не совсем правильно. А нужно так: Легко писать о Смерти, когда тебе за восемьдесят? Между утверждением и вопросом - пропасть. С другой стороны и это утверждение, и этот вопрос существуют единовременно и единоместно в моей голове и адресованы одному человеку, который на них уже, к сожалению, не ответит, к Жозе де Соуза Сарамаго. И оба они, практически идентичные по форме и полярные по содержанию, - отклик на один и тот же роман. Так может к чертям пунктуацию и синтаксис, если они не могут выразить то, как течёт и переливается мысль. Правила придумали ленивые трусы, каноны - неповоротливые ортодоксы. Нарушай правила, ломай канон!

  Человечество живёт (то ли из страха, то ли из скудоумия) согласно придуманной кем-то фразе: Смерть - это то, что всегда происходит с другими - смешной до жути солипсизм, а потом приходит чудной морщинистый ибериец и говорит: На следующий день никто не умер. Нет других. И те, кто в самомнении своём пытался возвысить свою собственную, в которую до конца не верил, с(С)мерть заглавной буквой - утритесь! - смерть только со строчной и для всех одна. Мне вы можете верить, сказал он, я пишу почти хронику, мне за восемьдесят, по леву руку - Нобель, по праву руку - ни много, ни мало Евангелие от Самого. И мы поверили. Ну ладно, может, вы и не поверили, а лично я был свято убеждён, я ждал мессию. Я искал в его притче мораль или хоть какой ориентир; и ежу понятно было по той первой, громкой, фразе "на следующий день никто не умер", что ничем хорошим эта фраза не продолжится и не закончится, потому что это - ПЕРЕБОЙ - нарушение биения, нарушение ритма, встряска и короткое замыкание в цепи, чтобы все самодовольные слепцы [про]зрели (ооо! и об этом и про то, у Сарамаго уже было). Но не банальной, приторно-пошлой морали ждал - пусть бы в финале грянуло: "На следующий день умерли все". Оглушающая кода. Но так думал я, не прошедший путь Сарамаго даже до половины.

  А он обманул. Он не дал ответов, впрочем, и вопросов он не задавал. И нет, он не посмеялся над доверчивым читателем, он просто говорил не со мной. Он обращался не ко мне и не мне обещал рассказать историю. Ему за восемьдесят, кто я для него. Он говорил с собой и для себя. Да к чертям этого читателя, пусть уходит вслед за синтаксисом и пунктуацией, за дурацкими литературными канонами со своими читательскими ожиданиями и требованиями к писателю. Я, Жозе де Соуза Сарамаго(у), делаю, что хочу! Из одной фразы выстраиваю мир, который походя и разрушаю, довожу сатиру до масштабов апокалипсиса и тут же превращаю всё в безумный фарс, напускаю мистического тумана и уже фарс разворачиваю в пронзительную лавстори. Это моя личная притча, это моя личная сказка.

  А ещё, наверное, он говорил с н(Н)ей. С той, кого в силу возраста и таланта не побоялся сделать живой. И женщиной. И говорил с иронией влюблённого мужчины. Конечно же, смерть - женщина (обе с маленькой буквы). Феминистки ликуют или плачут? Нелогична, ранима, устала, слегка рассеянна и капризна, прекрасна и страшна, и веет холодом и всё же пронзительно тепла. Влюблена? (Нет..) Скорее всего он говорил с ней, в очередной раз отправляя по обратному адресу лиловый конверт. Ему просто нужно было время, чтобы дорассказать себе (и ей) свою личную сказку. Нужно было время, чтобы фраза "на следующий день никто не умер", тревожная в начале, пугающая своей невозможностью, в конце книги прозвучала так, будто в её глубине таится светлая, но печальная мечта.

  12

  822