Рецензия на книгу

• 

  Аноним16 декабря 2012 г.

  < - Как вы хотите, чтобы я писал? - говорил мне один из моих товарищей. - Вы останавливаетесь перед водопадом страшной силы, превосходящей человеческое воображение; льётся вода, смешанная с солнечными лучами, в воздухе стоит сверкающее облако брызг. И вы держите в руках обыкновенный чайный стакан. Конечно, вода, которую вы наберёте, будет той же водой из водопада; но разве человек, которому вы потом принесёте и покажете этот стакан, - разве он поймёт, что такое водопад? Литература - это такая же бесплодная попытка.
  И вот, засыпая, я вспоминаю этот разговор; уже всё темнеет вокруг меня, уже сон начинает спускаться, как медленно летящий снег, и я отвечаю:
  

  • Не знаю; может быть, чтобы не забыть. И с отчаянной надеждой, что кто-то и когда-нибудь - помимо слов, содержания, сюжета и всего, что, в сущности, так неважно, - вдруг поймёт хотя бы что-либо из того, над чем вы мучаетесь долгую жизнь и чего вы никогда не сумеете ни изобразить, ни описать, ни рассказать».

    Г.И.Газданов. "Водопад">

    Ничего не стоит описать Газданова как человека-эмигрант, таксист, масон, участник движения Сопротивления, охарактеризовать же его как писателя-почти что непосильная для меня задача, а уж выводить его прозу из его личной судьбы-это-то мне точно не по плечу, да и сам писатель воспротивился бы непременно такой бритве Оккама. Мне довольно-таки просто критиковать какое-либо произведение, нежели толково объяснить,почему то или иное творение вызвало мое восхищение. У Газданова великолепное чувство ритма, и создается впечатление при чтении его произведений, что ты течешь, уносимый легким движением ручья, создаваемого пером писателя, который наделяет свою страницу необыкновенной силой движения и перемещения, оставляющих впечатление дуновение ветра или движение материков, в которое окунаешься, и сам не понимаешь, как это тебя занесло на середину романа(я невольно рассказываю об этом так, будто это случается с каждым при чтение Газданова, но это мои личные ощущения). Эффект наподобие газдановского оказывает также и Фолкнер, писавший такими же длинными предложениями, многими своими темами схожий с русским эмигрантом, а также наделенный единым культурным наследием(происхождением от горцев), которое оказало мощный эффект на их личности, менталитет и восприятие мира. И мне думается, что его цитата как нельзя лучше передает и дыхание прозы Газданова:"Мы пытались втиснуть все, весь наш опыт буквально в каждый абзац, воплотить в нем любую деталь жизни в каждый данный ее момент, пронизать ее лучами со всех сторон. Поэтому романы наши так неуклюжи, поэтому их так трудно читать. Не в том дело, что мы сознательно стремились сделать их неуклюжими, просто иначе не получалось". Но прирожденный дар Газданова дал ему возможность писать романы, которые не только не неуклюжи и нечитабельны, а по изяществу своего слога такову, что даже не знаю с кем сравнить их. Газданов самобытен и универсален- в своем творчестве он воплотил и основные направления в литературе 20 века, и традиции века 19, и чем-то средневеково-религиозным пропитаны его "Пилигримы", и какой-то романтической утопией отдает его "Пробуждение", при чтении "Вечера у Клэр" вспоминаются Пруст и Фолкнер, при прочтении "Ночных дорог" на ум приходят Селин, Миллер, "Призрак Александра Вольфа"-припоминается Камю. Для наглядности вывожу его через других писателей, потому что пытаясь выявить непосредственно его контуры , замечаю, как он ускользает куда-то. Очень, мне думается, точно высказался о альфе и омеге его исканий критик:"По мере того как все больше отдаешь себе отчет в особенностях газдановской прозы, начинаешь все больше свыкаться с ними. Осваиваясь, начинаешь находить странное удовольствие в ее непривычном, полутемном, продуваемом пронзительными сквозняками антураже. Вот мир его прозы: “Пустой, ветреный и солнечный день, и перрон вокзала, где нет ни одного человека, и от которого давно уже отошел последний поезд, и остался только ветер, и гул в темных телеграфных столбах”. В Газданове есть та холодная ясность, которая рождается из пребывания в жестких, неестественных для человека условиях, — постоянных скитаний, отсутствия домашнего очага, — и которая неидентична цинизму. Глубокий зимний холод, позволяющий почувствовать в изначальной, скелетной, белизне великий смысл человеческой жизни". При чтении его книг складывается отчетливое ощущение, что аристократом он был не только по праву крови, и по своему поведению, и проникаешься к такому человеку, его литературным творениям, каким-то безграничным доверием, понинаемь, что, говоря слова самого Гайто, "он имел моральное право предъявит на суд читателя свою картину мира", и, как некогда Холден Колфилд хотел позвонить Томасу Гарди, я бы с таким же восторгом позвонил и перекинулся парой слов с Газдановым, и может быть он бы мне сказал, что за его путешествие длинную в жизнь, в которое он имел обыкновение отправлять своих персонажей, открылось ему, а может быть он уже и поведал это в "Эвелине и ее друзьях", до которой мои руки дойти не могут никак.

  
  P.S. Сдается мне, что рецензия на романы обернулась дифирамбами писателю, за что прошу не велить казнить меня.

  3

  23