Рецензия на книгу
Преступление и наказание
Фёдор Достоевский
Аноним21 июня 2021 г.После прочтения книги и всей той воронки фильмов, постановок, аналитических статьей и курсов, которую образует вокруг себя гравитация «Преступления и наказания» очень хочется нарисовать в плоскости текста громоздкую развертку своих впечатлений. Хотя бы попробовать (вот и пачка цветных post-it на краю стола) — вдруг при должном пространственном воображении и соберется какое-то подобие объемного впечатления-отзыва?
Но за этот порыв, который уж точно утянет в себя на эквивалентное прочтению романа время, бьешь себя по рукам — слишком это большой и сложный лабиринт, чтобы решать его в одиночку. В то же время есть что-то нескромное в попытке выдать за свои или пересказать чужие прочтения и линии анализа; они — если честно — просто физически не могут возникнуть во время первого прочтения (а — уж если совсем честно — то второй раз читать «Преступление и наказание» из удовольствия не будет, наверное, никто. Кроме филологов, литераторов и людей редкой психологической закалки). Да здесь слог, да — повествование, да — эстетика; но лучше уж сразу водки с двумя таблетками золофта (взболтать, не смешивать).
К счастью, у этого большого и страшного классического романа есть много сторон, и в любом пространстве и времени нет-нет да найдется какая-нибудь грань где ярче всего отразится личный читательский опыт. В общем, лучше меньше, да лучше — и без особенных расшаркиваний перед масштабом «Преступления» просто коротко опишу одно из своих самых ярких впечатлений от романа (а материалы «Полки» и «Арзамаса» никуда не денутся — они все там же в свободном доступе и горячо рекомендуемы):
«Преступление и наказание» первая за долгое время книга из-за которой пришлось изменить своей привычке читать на ночь — слишком тягуч и реалистичен поток умопомрачения, который молчаливо несет на закорках Раскольников. Его внутренний диалог, который дарит герою Достоевский, реалистичен до последней детали и будто живет своей жизнью. В некоторой мере этот фантом умопомрачения и есть наш главный герой — без него Раскольников обезличен и неузнаваем.Привязанный к петербуржским топонимам роман любят изображать на картах — смотрите как все точно просчитано, как образно канал делит линии персонажей на «до» и «после», как его история сама пишет себя через мосты, дома и питейные. Всё это потому, что с картой местности все как-то сильно проще, чем с картой сознания: герой покидает дом отчуждения, прогуливается по проспекту самоистязания, останавливается на мосту бессознательных импульсов и идет в дом невозврата… — совсем не то.
«Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что все вдруг решено окончательно.»И вот у нас есть герой-не герой, который живет в городе-не городе — физическая изнанка реального мира, в которой загнанная в угол душа бьется в истерике пока не доведет себя до полного истощения. В своем романе Достоевский дает мастер-класс интернализации реальности во внутренний диалог — и сразу же показывает до какой крайности может довести этот процесс, если не остановиться вовремя. Как говорится, «все трюки выполнены профессионалами, не пытайтесь повторить это дома».
Самое поражающее в этом романе, конечно, не история — она описывается в одно предложение и играет роль каркаса для разговора о внутреннем мире героя. Сильнее всего резонирует же искренность с которой автору получается говорить об эфемерных материях. У какого-нибудь современного автора — скажем, Этвуд или Геймана — иногда не получается чтобы герой хотя бы правдоподобно и вовремя закурил; в то время как у Достоевского убивают людей, признаются в разврате и стреляются — и все это объемно, реалистично и детальнее правды. У Достоевского получается не фальшивить — и в этой кристальной честности происходящего и есть немалая часть ценности романа. Автор ставит перед собой неподъемную задачу — провести своего читателя по чертогам чужого разума — и выполняет ее без уловок, уверток и хитростей.
«Он разжал руку, пристально поглядел на монетку, размахнулся и бросил ее в воду; затем повернулся и пошел домой. Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту.»
Прогулки по Петербургу Раскольникова — очень тяжелый и неприятный опыт. В то же время это идентичные натуральным ощущения чужой реальности, которые может дать только очень редкая книга.
«Было часов восемь, солнце заходило. Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха.»
И другие цитаты:
«Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься.»
«– Милостивый государь, – начал он почти с торжественностию, – бедность не порок, это истина. Знаю я, что и пьянство не добродетель, и это тем паче. Но нищета, милостивый государь, нищета – порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было; и справедливо, ибо в нищете я первый сам готов оскорблять себя. И отсюда питейное!»
«Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти.»
«Но об том – об том он совершенно забыл; зато ежеминутно помнил, что об чем-то забыл, чего нельзя забывать, – терзался, мучился, припоминая, стонал, впадал в бешенство или в ужасный, невыносимый страх. Тогда он порывался с места, хотел бежать, но всегда кто-нибудь его останавливал силой, и он опять впадал в бессилие и беспамятство.»
«Заметов еще мальчишка, я еще волосенки ему надеру, потому что его надо привлекать, а не отталкивать. Тем, что оттолкнешь человека, – не исправишь, тем паче мальчишку»
«Где это, – подумал Раскольников, идя далее, – где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, – а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, – и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, – то лучше так жить, чем сейчас умирать! Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, – только жить!.. Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек! И подлец тот, кто его за это подлецом называет», – прибавил он через минуту.»
«Объявляю тебе, что все вы, до единого, – болтунишки и фанфаронишки! Заведется у вас страданьице – вы с ним как курица с яйцом носитесь! Даже и тут воруете чужих авторов. Ни признака жизни в вас самостоятельной!»
«С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное – думать не надо! Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается!»
«Петр Петрович, пробившись из ничтожества, болезненно привык любоваться собою, высоко ценил свой ум и способности и даже иногда, наедине, любовался своим лицом в зеркале. Но более всего на свете любил и ценил он, добытые трудом и всякими средствами, свои деньги: они равняли его со всем, что было выше его.»
«В свойстве характера Катерины Ивановны было поскорее нарядить первого встречного и поперечного в самые лучшие и яркие краски, захвалить его так, что иному становилось даже совестно, придумать в его хвалу разные обстоятельства, которые совсем и не существовали, совершенно искренно и чистосердечно поверить самой в их действительность и потом вдруг, разом, разочароваться, оборвать, оплевать и выгнать в толчки человека, которому она, только еще несколько часов назад, буквально поклонялась.»
«– А-зе здеся нельзя, здеся не места! – встрепенулся Ахиллес, расширяя все больше и больше зрачки.
Свидригайлов спустил курок.»6947