Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Триумфальная арка

Эрих Мария Ремарк

  • Аватар пользователя
    Аноним7 ноября 2012 г.

    В старых семейных альбомах хранятся фотографии моей сестры и родителей на фоне Триумфальной Арки в Париже. Сестра там чуть постарше меня сейчас, или даже моя ровесница, а родители - молодые, у отца почти нет седины а у мамы другая стрижка. Мой друг рассказывал, что липы, растущие вдоль Елисейских Полей, в период цветения прямо сочатся липким, тягучим нектаром, который того и гляди капнет на одежду.
    Поэтому, когда я впервые увидела все это своими глазами, то была поражена. Вместо по-европейски красивой, почти милой улочки передо мной раскинулся здоровенный проспект. И липы были выше, гораздо выше, чем я себе представляла. Триумфальная Арка же была просто огромна, и толпы скопившихся у ее подножия туристов напрочь отбивали желание подойти ближе - "большое видится на расстоянии", как говорил поэт. Был июль, пекло ужасно, асфальт раскалился и даже в саду Тюильри было нечем дышать.
    В общем, Париж оказался не тот. Не такой, как уже известные мне европейские города. Он был здоровенный, просто невероятно огромный. Никакого тебе уютненького...уюта, как в той же Праге, например.
    В другой раз я была в Париже зимой. Был дождь и пасмурно. Тогда я, наконец, попала в Латинский квартал и поднялась к Пантеону. Причем, путеводителей я не прочла, и про Париж знаю мало, так что я и не знала, что это, собственно он - величественная усыпальница кавалеров Ордена Почетного Легиона. Моросило, небо было серым. Быстро темнело. И вокруг было совершенно пусто, ни души, будто все разом исчезли из города. И тогда мне стало страшно, даже жутко - показалось, что я осталась абсолютно и навсегда одна.
    Такой он, Париж. Палец в рот не клади - умеет быть разным. Обогреть, приютить, напоить кофе, вывести, куда нужно, замедлить время, подкинуть удачи, напугать чуть не до смерти... Но он, похоже, очень искренний: атмосфера там всегда чистая, без примесей.
    И у Ремарка она чистая. Отчаянье, и какой-то апатичный, почти тупой страх с характерным отрицанием "у нас такое невозможно". Париж, живущей иллюзией, через которую уже начитает проступать контур пугающей реальности, и эта перемена наполняет бордели публикой, пытающейся забыть.
    А в серых углах, куда редко забредают люди, проживающие в Париже по законному праву, ютятся нелегальные эмигранты, беженцы без официального статуса. Люди разных кругов, вероисповедания, национальности, бегущие от фашизма: евреи, немцы, испанцы... У Парижа для каждого найдется кусок хлеба, тусклая лампочка и кровать. Только надолго ли?
    Доктор Равик сделался философом не от избытка свободного времени и неспособности конструктивно приложить свои интеллект. Он и не подозревает, что философ, поскольку для него философия - единственный способ выжить, это стиль и способ существования. Меняющий имена, скрывающийся, он только на последней странице раскрывает свое настоящее имя. Равик не грустит и не рисуется, он просто устал.
    А потом влюбился. И, в общем-то, все довольно банально, потому что Жоан спасается от тоски по-своему. Этот роман - последний танец для обоих, последний танец для целого мира, потому что вскоре он будет полностью уничтожен.
    А любовь - это маленькая свечка, способная разве что на мгновение разогнать полумрак. С другой стороны, разве мгновение - это мало? Но сумерки густеют, и тьма уже поглотила величественную Триумфальную Арку.

    11
    21