Рецензия на книгу

Циники

Анатолий Мариенгоф

Igreina22 октября 2012 г.
Пятнышко, как от раздавленной клюквы.
Тише. Не хлопайте дверью. Человек…
Простенькие четыре буквы:
— умер.
Точная ломкая проза имажиниста Мариенгофа стоит в одном ряду с его стихотворениями. «Циники» вырастают перед нами бесконечными образами и точными зарисовками. Делакруа обнажает у свободы на баррикадах грудь, Мариенгоф у своей революции буквально снимает кожу. Это не книга, а настоящий анатомический атлас: автор препарирует не только героев, но и все то неумолимое время. Сухие фразы перемежают историю отношений главных героев, а за ними все то леденящее, что хочется пропустить и не читать. Отстраненный язык фактов, а за ним люди уничтожающие, поглощающие друг друга, чтобы выжить.
Герои на фоне нарастающей революции ищут спасение – каждый как может. Цинизм как спасительная веревка, попытка придать какой-то четкий облик всему окружающему, создать видимость уверенности, обрести почву под ногами. Напрасно, все впустую… Не надо искать черную бездну где-то на краю света, она уже незаметно подошла и ждет за вашей спиной. Для всех у нее уготовлена своя смерть. Или жизнь.

Жгли, говорят,комиссию по древним русским обычаям: сначала перевязывали
поперек бечевкой и бросали в реку, когда поверхность воды переставала
пузыриться, тащили наружу и принимались "сушить на кострах".

У нее дpожат пальцы и блестят глаза -- сеpая пыль стала сеpебpяной.
Что замечательно?
Сеpгей pасстpелял Гогу.

"Людоедство и тpупоедство пpинимает массовые pазмеpы" ("Пpавда").

Роман заканчивается, пути Владимира и Ольги расходятся. Он не решается сделать последний шаг, испуганный видом отбросов. Она хохочет и тянется к револьверу. Грусть и холод достигают своего предела, любовь не выдерживает проверки резиновой кишкой от клизмы, бессмертия больше нет..
Приду. Протяну ладони.
Скажу:
— Люби. Возьми. Твой. Единый...
У тебя глаза, как на иконе
У Магдалины,
А сердце холодное, книжное
И лживое, как шут...
Скорей, скорее: «нет, не люби!» — кинь,
Как булыжник.
Аминь.
11
103