Рецензия на книгу

• 

  Fermalion29 сентября 2012 г.

  Простой и, в сущности, очень заурядный любовный роман, написанный, впрочем, изящным и приятным слогом — торжество формы над содержанием.

  Многое из происходящего узнаваемо — все это уже было в «Машеньке», здесь оно лишь зеркально отражено, взято с противоположным знаком; другие же мотивы прослеживаются и вовсе без изменений.
  В «Машеньке» напряжение любовного треугольника строилось на ожидании возникновения третьей вершины, здесь — на ожидании исчезновения. Главным драматическим образом первой книги был мужчина, здесь же, я склонен полагать, что женщина (поскольку безвольное туловище Франца, переставшее подавать признаки жизни еще в первых главах, трудно назвать страдальцем, а чуть позже, спустя несколько глав, в полнейшей эмоциональной пустоте этого персонажа расписывается и сам автор).

  Не все, впрочем, так знакомо — большая часть повествования вообще строится как детектив (тут мне некстати вспоминается «Почтальон всегда звонит дважды» — и раскладом персонажей, и мотивами, и примерным ожиданием дальнейшего развития событий). Но нет, детектива не случается: как и в «Машеньке», напряженное ожидание катарсиса выливается в мягкое и весьма органичное ненаступление этого самого катарсиса. Сюжет делает неожиданный и нелепый кульбит в конце, но уходит в пустоту и мрак.

  Я не упрекаю автора, ни в коем случае: жизненные ситуации, как я уже однажды отмечал, вообще не склонны к поучительным и исчерпывающим итогам, и то, что эта история заканчивается неловким молчанием без морали и без цели, делает эту историю только реалистичнее.
  Это не «открытый финал», когда читатель волен додумывать, что хочет, это финал закрытого, глухого безмолвия, когда любые дальнейшие домыслы бесцельны.
  Все кончилось. Не говори ничего.
  Да, это было очень по-настоящему.

  Парадоксально, но эту живую...

  Парадоксально, но эту живую историю разыграли перед нами мертвые куклы.
  Франц и Марта — это даже не просто движущиеся декорации. Они не думают и не чувствуют, даже не создают видимости. В глазницах этих картонных масок зияет пугающая, прямо-таки сверхъестественная пустота, гипнотический мрак, который как черная дыра высасывает характеры находящихся рядом с ними персонажей. Они — полуэфемерное воплощение абстрактного зла, ненависти и обиды.
  Живого, реального Драйера они одним своим присутствием превращают в такую же пустую оболчку, и только вырываясь из их общества, убегая от этого ужаса пустоты, он обретает лицо и характер.

  Да, странно, что главный антигерой произведения оказывается единственным живым человеком, хорошим человеком. Он не виноват абсолютно ни в чем, и за всю книгу он совершает только положительные поступки. Он живет насыщенной, богатой жизнью, он увлечен ею, он ценит окружающих людей и получает искреннее наслаждение от сущих пустяков, вроде хорошей погоды или мягкого воротника рубашки.
  Он шумный, веселый, тяжелый — центр и душа всего произведения, плывущая на волнах неуловимой и безликой ненависти окружающих его химер.

  Если и называть это произведение пищей для ума — то очень-очень диетической.
  Все, чем она обогатила мой культурный багаж — это два слова: «амикошонство» и «бидермайер».
  Малейшую мораль и какой-никакой итог всего произошедшего Набоков убил, кажется, сознательно: все, что остается читателю по окончании книги — это задумчиво покивать головой: «да... вон оно как...».
  Никакие дальнейшие размышления не будут иметь с книгой никакого соотнесения, потому что в ней уже все дописано до точки и дальнейшему переосмыслению не подлежит.

  Этот роман, скорее, десерт для поддержания в добром здравии своего эстетического чувства: четыреста электронных страниц текучего, певучего, искристого и мерцающего таинственным светом авторского слога.

  Хорошо.

  P.S. Образ Марты у меня накрепко связан с лицом Марион Котияр — я не знаю, почему, я просто не могу вообразить никого другого на ее месте.

  Пользуясь случаем, передаю привет своей бывшей подружке и прошу поставить для нее песню «I fucking hate you» группы Godsmack.

  47

  509