Рецензия на книгу

• 

  sommer_in_Furz3 марта 2021 г.

  Предел ненужности

  Common place очень любит издавать "всеми забытых" (если вообще кому-то известных) писателей. И ладно, если бы это были люди, снискавшие славу в узких кругах в своё время, но совсем не мелькающие сейчас в литературной периферии и не оглашаемые школьной программой, но нет. Издательство копает уж слишком глубоко, выводя из забвения то, чему зачастую лучше оставаться в сырой земле. Потому что, откопав, читатель неминуемо столкнётся, как минимум, с двумя вещами: или тематика произведений имеет слишком сильную привязку ко времени, вследствие чего кажется устаревшей, или написано всё очень неискусно, если не сказать бездарно. А чаще всего наблюдается тандем вышеперечисленных характеристик.

  Вот и поляк Серошевский стоит где-то посередине. Не сказать, что представленные произведения слишком уж далеки от сегодняшних реалий да и написано местами увлекательно., но в целом, интересно будет разве что историкам русской литературы и прошаренным фанатам Балабанова (которые знают, что фильм "Река" является недоснятой экранизацией повести "Предел скорби").

  У книги неплохое издание, снабжённое подробным предисловием, дающим понять, кто вообще такой Вацлав Серошевский и какое отношение он имеет к Якутии. Как оказалось, к написанию прозы его сподвигла безысходность и уныние, царящие в якутском краю, где он пребывал в ссылке после побега из предыдущей ссылки за вступление в подпольный кружок. Не имея особого литературного бэкграунда, Серошевский восполнял недостающее для писательского ремесла, что называется, прямо по ходу пьесы, то есть уже строча первые рассказы. Получалось у него это, судя по письмам сестре, не очень.

  И здесь сразу возникает вопрос: для кого это напечатано, если автор впоследствии забил на свои первые литературные потуги и вообще на написание чего-либо на русском языке? Да и сами составители предисловия обрушиваются на безобидного "Хайлака", в пух и прах стирая "сухой" и "лишённый выразительности" язык произведения. Доходит до того, что они даже начинают заменять слова в метафорах на те, что, по их мнению, лучше туда подходят. Какое-то издевательство и банальное неуважение к законченному произведению. Раз уж составителям предисловия кажется, что всё сыро, недоработано и вообще написана лажа, может не стоит это трогать, а вместо этого издать что-то получше у того же автора?

  Примерно такие мысли посещали меня, когда я, наконец, добрался до первого рассказа "Осень". И вы знаете, на удивление, это интересно читать. Откровенных клише в средствах художественной выразительности я не обнаружил, а история даже дала погрузиться в себя. Кругом уныние, природа постепенно укладывается спать, а рассказчик сидит в юрте и слушает офигительные истории про призраков и охоту от ходока на медведей. А это один из первых рассказов, написанных Серошевским вообще. Неплохо, я проникся.

  Следом идёт многострадальный "Хайлак". И снова "бесформенный" и "лишённый искусности" язык мне зашёл. Не знаю, то ли я оказался таким приземлённым любителем "беллетристики", то ли Грачёва с Востриковым читали какую-то другую книжку. Серошевский неплохо обрисовал декорации, в которых разворачивается трагедия, ничуть не хуже, чем в каких-нибудь Тургеневских "Записках охотника". Депрессивное окружение вполне перекликается с взаимоотношениями героев. Бедняге Хабджию, едва сводящему концы с концами вместе со своей женой, не повезло, ведь именно в его дом приходит жить хайлак, то есть ссыльный русский зек. Вообще очень странно, что местные жители, которые никому не мешают, а просто пытаются выжить, должны впустить к себе какого-то уголовника да ещё и регулярно кормить его. Так что, происходящее далее вполне предсказуемо: хайлак ничего не делает, привередничает, мается от безделия и прихлёстывает за женой Хабджия. В конце концов, дело доходит до её убийства, но местный князь, приехавший разбираться с беспределом, не даёт Хабджию отомстить. Боюсь представить, сколько было похожих случаев во всей Якутии в то время.

  Завершает книгу одноимённая повесть "Предел скорби", которой в предисловии уделено совсем мало времени (упомянули, опять же, Балабанова да в общих чертах обозначили сюжет). И совершенно непонятно, почему составители сборника выбрали именно эту повесть центральной. Она неимоверно затянутая, а персонажи в ней настолько глупые, что вместо сопереживания, хочется бесконечно плеваться, тем самым убивается и предполагаемая атмосфера этой самой скорби. Некая Анка сбегает к своему мужу в общину, где живут больные проказой. Это, своего рода, точка невозврата, потому что отныне она не сможет вернуться к здоровым людям и навсегда разделит участь прокажённых. Живут прокажённые очень бедно, иногда им привозят еду здоровые из соседнего поселения. История каждого одна печальнее другой, есть и старики, и дети, и молодые, больные в разной степени, но больные. Выделяется больше всех самая злая и бесноватая по имени Мергень (забавно перекликается с мигренью). Она никому не скажет доброго слова, говнит всё и вся и умудряется всеми командовать. По рассказам одного из прокажённых, Мергень обидели плохие люди, поэтому она обижена на весь род людской. Но почему обитатели юрты её вообще терпят? Она одна из самых здоровых членов общины, в полном расцвете сил, но при этом никому почему-то не приходит в голову послать её куда подальше. Автор поясняет: они её боятся. Вот только там без малого 5 человек, неужели они бы не справились с одной женщиной? Не меняется ситуация, и когда Мергень уходит из общины и строит своё жилище, периодически обкрадывая прокажённых, которые к тому моменту стали жить гораздо лучше. Но больные думают, как обхитрить Мергень вместо того, чтобы просто убить её. Потом её ранят здоровые люди, поймав на воровстве, она приползает обратно к прокажённым, те, конечно же, её выхаживают, продолжая терпеть всякие непотребности в свой адрес. Конец предсказуем: от руки Мергень погибают все, в том числе и сама Мергень. Никакой скорби лично я здесь не увидел. То, что прокажённые вечно ноют о том, как тяжела их жизнь, не пытаясь, при этом, устранить самую занозу в заднице, вызывает только отвращение. Повесть можно было смело назвать "Предел тупости". Ну, и напоминаю, что всё это очень затянуто, и можно было написать в два раза короче.

  Совершенно не ясно, для чего после всего этого помещена зарисовка тунгусской жизни "Большая смерть" Исаака Гольдберга. Якобы она резонирует с творчеством Серошевского за счёт "мотива проклятой земли", но читать это было абсолютно неинтересно то ли потому, что после "Предела скорби" было подпорчено настроение, то ли потому, что у обоих авторов совершенно разный язык повествования. В любом случае, как мне кажется, последний рассказ в книге вообще ни к селу, ни к городу.

  В заключении, ещё раз продублирую намеченные в начале тезисы. В русской литературе есть хорошие, но непопулярные писатели, например, Фёдор Сологуб или Сигизмунд Кржижановский, но это не значит, что нужно пачками вскрывать братские могилы и доставать оттуда всех подряд. Вацлав Серошевский очень показателен в этом плане, его произведения (во всяком случае, те, с которыми издательство пожелало познакомить читателей) просто описывают быт якутов того времени, они не так плохи художественно, как это описывается в предисловии, но очень заметно, что всё сводится к рефлексии автора и сублимации его страданий. Common place может и дальше заниматься некрофилией, по-снобистски сыпля всякими Кондратьевыми, Гуковскими и Тиняковыми, а я советую не тратить на них время, а почитать что-то действительно дельное.

  Содержит спойлерыОткрыть

  4

  847