Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

The Goldfinch

Donna Tartt

  • Аватар пользователя
    Shkott2 февраля 2021 г.

    Жвачка-водка-героин. Приятного аппетита

    "Щегол" похож на жвачку: начинается все вкусно, динамично, эмоции настоящие, перелом жуткий.

    Малыш Тео, теряющий мать, связь с реальностью, дом и смысл, читается реальным ребенком, в реальных обстоятельствах.
    Встреча с Хоби кажется его ключом — увлечение его тем, чем его учит Хоби. Он так и говорит, что "видит природу вещей, чувствует их дух". В его бесцветном мире появляется тепло от этой лавки, где есть добро, есть Хоби, есть Пиппа.

    Но как только его перевозят в Лас-Вегас, кажется, что он сразу отрекается от своего увлечения. Не ищет альтернатив, не хочет держать связей. Ок, подросток нестабилен и нужно подстраиваться под новые реалии. Но уже отсюда было смутно понятно, что персонаж нам достался бесхребетный, который будет выбирать заплыв по течению. Там спровоцировал отец, тут подтолкнул Борис — и там тоже. И снова. И еще кто-то. И все время — страх. Персонаж боится, что найдут картину, что заберут органы опеки, что отнимут собаку... Он не работает над страхом. Он культивирует и даже смакует его. И заливает то алкоголем, то наркотой.

    При этом, помимо логичного дефицита витаминов, никакого последствия приема препаратов не видно: школа не ставит вопрос о воспитании и надзоре — хотя по количеству потребляемого разить от дыхания парней должен плавиться пластик, а несформировавшийся мозг и ЦНС — прекратиться в кашу. Мышление тоже в норме. Подернуто физическими дисторсиями, но мысли рабочие, цепкие. И все это никак не отражается на росте или деградации персонажа. Его развитие никак не корректируется ни алкоголем, ни наркотиками.

    Смешной показалась попытка Тарт в ЛГБТ-повестку. Как будто уже дописывая она подумала: "ой, что ж это я, нужно больше аудитории". И вставила несколько предложений, к которым ничего не вело, и о которых на следующих 500 страницах скажут еще один только разок, мимоходом, полушутя. Глупое заигрывание с темой, пустое набрасывание нескольких лишних петель для популярити.

    Повествование по возвращении в Нью-Йорк прекратилось в кашу из страха, все тех же веществ, махинаций, связей и разговоров-разговоров, которые не имеют стройных скелетов: в них больше воды и ухода от ответа длиной с десяток страниц... без шуток. Будто подвешенные ружья, которые никогда не выстрелят. Или выстрелят, но в молоко. Чего только стоит один конфликт с невестой, который ожидаемо оканчивается бесхребетной капитуляцией героя с принятием своей участи.

    Концовка просто феерична. Как и все остальные проблемы, свой камень преткновения Тео кидает в чужой огород, где его обрабатывает "бог из машины". Пока Тео слабосильно и неудачно пытается уехать, неудачно пытается роскомнадзорнуться, неудачно пытается сдаться полиции и удачно поныть, какой он бедный-несчастный и у него лапки, Борис как Deus ex machina приносит в клювике все решения — за раз. Просто вот потому что "Тео так страдал, так страдал — вот тебе индульгенция и премиальные".
    Премиальные к слову Тео сопровождают на протяжении всей истории, и все они — не его заслуга. Ну, если не считать "гениальных" (по словам автора) бесчестных махинаций с мебелью, над которой корпел Хоби и которую он так восхвалял за искусность (но при этом продавал подделкой великих мастеров, нивелируюя всю ее самобытную ценность). Никакого другого самостоятельного поступка он не совершил. Хотя не, он спас пёселя.

    Он и сам в общем как одноногая собачка, хотя Тарт в конце очень, очень-очень-очень старается его сравнить с "гордым несломленным Щеглом" и как-то подвязать картину на Тео, которого впору сравнить с медузкой в сочинских волнах. Которой все время очень фартит с деньгами, богами из машины и вовремя исторгнутыми веществами (хотя какой был бы поворот, если бы Борис пришел в номер, а Тео бы успел, не узнав, что был прав и что теперь свободен). Которые к слову вообще никак не меняют, зависимости в нем не вызывают, поворотов крутых не создают. Кроме ПОВЕСТОЧКИ.

    Любовь и другие чувства у героя — это только слова. Он больше всех дружит с Энди, но так и не выходит на него за всю свою жизнь в Нью-Йорке. Но ой как страдает потом и осуждает его сестру за безэмоциональность. Он ой как любит Хоби, но использует его, бездумно подставляет именно его спину, под удар обвинений в бесчестных махинациях. Он ой как любит Пиппу, но не решается признаться и сделать хоть какой-то внятный шаг, пока не приходит время побега. Он любит Китси, но не любит, но любит и женится, но ему холодно и он отстраняется — и тут же прогибается, потому что ну уж лучше так. Хороша любовь. Любовь к Борису смехотворна: пара пьяных подростковых игрищ, один смазанный поцелуй — и "Я люблю тебя" за глаза. И все, забвение этой теме до конца книги. Потом только раздражение, постоянное раздражение, никаких других эмоций, которые бы с ним конфликтовали в душе и создавали сумятицу чувств. Пустые слова. Повесточка.

    И несчастная любовь к несчастной картине, которую Тарт описывает великим шедевром, но все время мытарствует, сдавая ее то в одни ручонки, то в другие. Использует как инструмент страданий, помешательства, убийств и катарсиса. Потом еще и решается как-то завязать на самого героя, при этом сравнивая гордую несломленную птичку с героем, который, исходя из ее же истории — полная противоположность изображенному мастером щеглику.

    Финалом, который меня добил, стала пробитая четвертая стена посреди главы, когда мы внезапно попадаем в заметки Тео, будто он обращается к читателю. Будто — оказывается, по прошествии 800 страниц — он все это описывал в дневнике, "письмах" к маме, а мы были невольными читателями. Сменяется кардинально стиль изложения, даже типографика: ошибки, отсутствующая пунктуация, странные пассажи... Ощущение, что ты брел-брел-брел по унылому мелководью по колено, когда с трудом поднимаются ноги — и тут на тебя обрушивается трехметровая волна того же объема воды. Ведь с заявлением, что все описанное — это заметки и дневники, невольно перерабатываешь все прочитанное через еще одну призму. Моментально, без подготовки. И это было неприятное чувство, поскольку неприятен сам герой, и такой прямой, личный, глубокий контакт, который раньше был чисто поверхностным и наблюдательским, заставляет вскинуться и передернуть плечами. Словно это за тобой 800 страниц наблюдали, через плечо — а потом хлопнули над ухом, обращая внимание на свое присутствие.

    Книга определенно понравится тем, кто любит большие описательные части. При том, что они не будут отражать персонажа — они сами как персонаж. И, надо сказать, лучший персонаж, чем абсолютное большинство героев этой книги. Но опять, как я читала у других — за что купила, за то и продаю — описания здесь являются титанической работой переводчика, а оригинал сух и искуственнен. Все это выставлено Высоким Искусством, чтобы создать впечатление Интеллектуальности. Чтобы критики рукоплескали от богатства и насыщенности языка и использованных инструментов. Только одно "но" — инструменты эти не стоят ни черта. Потому что персонаж через них не выражается. И жизнь его через них не выражается. Они в тексте просто есть. Это как выточить вручную и крутого мастера (типа Хоби) охренительно красивую изящную рамку, со всеми завитушками, патиной, кракелюрами, а потом вставить в нее картину по номерам. Пошло, но ярко, ай какая маладетс.

    Для меня же жвачка, в начале книги казавшаяся интересной, яркой и вкусной, растянулась в быстро выцветшую, пресную, тягучую резину с горчинкой. А жаль(

    Содержит спойлеры
    13
    335