Рецензия на книгу

• 

  V_och21 января 2021 г.

  Роман о любви и безумии

  «Филэллин» — роман о любви в разных её проявлениях. В нём встречает любовь-преданность, любовь-страсть, любовь-смирение и любовь-мечта. Последняя, в свою очередь, имеет свои разновидности — в зависимости от того, чей ум она пленила. Она же выступает движущим механизмом событий.

  По ходу чтения меня не раз посещало недоверчивое удивление: неужели этот текст написан тем же пером, что и «Зимняя дорога» и «Самодержец пустыни»? Можно, конечно, вспомнить детективные повести о сыщике Путилине, но, по правде говоря, интрига, с которой начинается «Филэллин», и которая по идее и должна удерживаться читательское внимание, занимала меня только первые несколько страниц. Далее меня куда больше волновала сама судьба главного героя — отставного артиллериста-инвалида и правдолюбца Григория Мосцепанова, чем тот страшный секрет, который он собирался открыть непосредственно императору Александру I или, на худой случай, графу Аракчееву.

  Потом я понял, в чём дело (это, конечно, только гипотеза): «Филэллин» продиктован не столько любовью к истории, сколько любовью к поэзии, причём, не всякой, а той, к которой тяготеет Леонид Юзефович — всегда со зримой конкретикой, скупыми, но точными и драматичными деталями. Потому и мои литературные ассоциации в первую очередь отсылали к поэзии.

  От:
  По волнам, по звёздам проносит шаланду,
  Три грека в Одессу везут контрабанду.

  До «Гренады», чей герой мечтает отправиться воевать за счастье далёких испанских крестьян — подобно тому, как Мосцепанов мечтает отправиться на войну за освобождение греков от турецкого владычества.
  Текст «Филэллина» в высшей степени поэтичен. Он зачаровывает взгляд подобно огню, и как искры из костра из него порой вылетают фразы, поражающие точностью или парадоксальностью.

  Ещё одна черта, присущая крупным поэтическим вещам: роман написан в едином ритме — ближе к финалу мне хотелось некоторого ускорения, меньшей обстоятельности. Но, пожалуй, это было бы против природы «Филэллина» — примерно так же, как, если бы в последней главе «Евгения Онегина» Пушкин перешёл бы от 14-строчной строфы к 4-строчной.

  Рискованное дело — распределять текст примерно равными порциями между 5-7 персонажами. Кого тут любить, кому сочувствовать? Удивительно, но сочувствие я испытал к каждому из рассказчиков — правда, не до конца. После завершения чтения некоторые из героев не оставили к себе ни симпатии, ни радости за их благополучную судьбу. В этом для меня и оказалась главная интрига: как в детективе убийцей оказывается самый неочевидный персонаж, так и в «Филэллине» главная читательская любовь остается с второстепенными действующими лицами. В финале я разочаровался в Григории Мосцепанове, и это то, с чем мне, как читателю, было трудно смириться.

  Но нет худа без добра: я внезапно определил для себя новый тип отношения к персонажам — они могут быть родными и неродными. Здесь к родным я бы отнес тех, кто мог бы сказать о себе:

  Никогда я не был на агоре,
  Ты меня не спрашивай о ней…

  Резюмируя: читатель небезразличный к языку и обаянию 19 века внутри «Филэллина» будет чувствовать себя исключительно хорошо — уютно и радостно, несмотря на все драматические перипетии. А ещё, на мой взгляд, у нас появился новый тип исторического романа, который будущие авторы могут использовать, как образец (или, говоря по-французски, шедевр).

  3

  479