Рецензия на книгу
Идиот
Фёдор Достоевский
Аноним30 мая 2012 г.Начала читать в ноябре, закончила - только спустя несколько месяцев. Специально растягивала удовольствие, хотела в наибольшей мере насладиться ею. Удивительная это все-таки книга. Не единственная из любимых, разумеется, но первая, которая приходит на ум, когда разговор заходит о любимых. И любимейший, прекраснейший герой - нет, не герой - человек, Лев Николаевич Мышкин, изначально и задуманный Федором Михайловичем как идеальный человек, "князь Христос", как он сам же его не раз называл. У меня слов не хватает, чтобы описать все впечатление после прочтения книги. Что он станет моим любимым, я поняла после просмотра одноименного сериала 2003 года, с Мироновым в главной роли. Он сыграл до того прекрасно, до того безупречно, что раз и навсегда теперь связан для меня с образом Льва Николаевича. В самом деле, как можно не любить этого героя? Он настолько человечен, настолько живо описан Федором Михайловичем в течение всего романа, что хотя бы не восхищаться им невозможно! Я даже согласна с Настасьей Филипповной, что именно такого человека и не хватает иной раз рядом, доброго, умного, душевного, понимающего, человечного, чтобы точно также, как в книге, тихо сидел рядом, гладил по голове и шептал: "Вы не виноваты, Настасья Филипповна..". И что же в итоге? Его сломали. Его и без того неустойчивый, хрупкий механизм сломали людское тщеславие, гордыня, эгоизм, лицемерие, жадность, собственничество..
Впрочем, в романе еще множество чудесных персонажей, до того живых, что, кажется, они списаны с реальных людей, кажется, где-то в мире непременно должны быть такие же - вот точь-в-точь такие же, ведь нельзя же просто придумать настолько живые характеры! Несчастный озлобившийся Ипполит, которого можно и осуждать, и жалеть, и им же восхищаться; гордая, настрадавшаяся Настасья Филипповна и настолько противоположная ей, настолько - одновременно с тем - похожая на нее Аглая Ивановна; Лизавета Прокофьевна с ее благородной душой ребенка, моя вторая - после князя - любимейшая героиня романа; даже Ганя и Евгений Павлович начинают казаться мне симпатичны. А как же иначе, ведь князь-то в них верил, он в каждом человеке искал лучшие его стороны, светлые его стороны, ведь не может быть, чтобы в человеке, при всех его недостатках, не было хотя бы одного положительного качества!.. И вслед за Львом Николаевичем хочется верить в них. Это, наверное, та самая черта, которая так нравится мне в творчестве Достоевского - он оставляет надежду.
Он всегда оставляет надежду, что бы ни случилось, в его произведениях всегда - верх человеколюбия, верх гуманности, ведь он и сам-то, я уверена, любил своих героев, как живых, как детей своих собственных любил, иначе и нельзя их выписать настолько живо, правдоподобно, по-настоящему; и даже для своих героев он оставляет надежду. Как его после этого не любить? Нельзя написать такого Мышкина, если сам не являешься - хотя бы на одну сотую долю - в глубине души своей таким же Мышкиным; читателя нельзя заставить прочувствовать так героя, словно пропустить его через, пропустить сквозь себя самого, а вот Достоевскому это получается. А Достоевский - если не заставляет, то, по крайней мере, подталкивает читателя к этому. И, что бы кто ни говорил, а для меня его произведения - одни из самых добрых, светлых, гуманных произведений; здесь же, видимо, необходимо упомянуть и тонкую психологию каждого из представленных в романе характеров, и гениальную задумку, не менее гениально выполненную, и великолепный, хорошо и спокойно (а главное - приятно!) читающийся, слог."Несколько часов сряду он как будто бредил тем, что прочитал, припоминал поминутно отрывки, останавливался на них, вдумывался в них. Иногда ему даже хотелось сказать себе, что он все это предчувствовал и предугадывал прежде; даже казалось ему, что как будто он уже читал это все, когда-то давно-давно, и все, о чем он тосковал с тех пор, все, чем он мучился и чего боялся, - все это заключалось в этих давно уже прочитанных им письмах"
Когда читала эти слова, возникло такое чувство, что это - вот все-все это, описанное выше Федором Михайловичем, - то же самое испытываю и я при чтении романа. Я знаю, что у Мышкина эти чувства были совершенно другого рода и связаны были совершенно с другим, но... если не привязывать эти слова к данному контексту, именно они больше всего подходят, чтобы описать мои чувства во время прочтения романа.
764