Рецензия на книгу
The Librarian of Auschwitz: Based on the True Story of Dita Kraus
Антонио Итурбе
Аноним30 августа 2020 г.«Хранительница книг из Аушвица» – одна из очень немногих военных книг и уж тем более книг о концентрационных лагерях, что я читала. Я не люблю и не читаю книги о войне: объективно не выношу неоправданной физической жестокости в больших масштабах, особенно настолько методичной и основанной на реальных событиях. Это призма, через которую стоит смотреть на мою рецензию: я не буду пытаться разобрать структуру истории, копаться в исторических событиях, стыковать повествование с реальностью. Просто вылью поток мыслей, а вы уж читайте, если хотите.
Если коротко: книга хорошая. С приятной развивающейся главной героиней, которой можно сопереживать. С законченным сюжетом, у которого есть чёткое начало и конец. С достаточно интересными побочными линиями. В центре повествования не столько девочка-библиотекарь, сколько лагерь. Книг много, и они важны для истории.
В рецензиях я обычно оперирую выражениями «нравится/не нравится», но не думаю, что формулировка «нравится» уместна для описания зверств концлагеря, поэтому буду пользоваться фразами «сильная сторона» и «слабая сторона».
Итак, очевидная сильная сторона романа – это главная героиня Эдита Адлерова. Мы знакомимся с девочкой в январе 1944, когда той ещё только четырнадцать лет. В декабре вместе с родителями её отправили в концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау. Как мы знаем, до конца войны ещё полтора года.
Хотя автор щедро делится флэшбэками в детство Диты, её настоящая история начинается именно в январе. Девочке было девять, когда пришли немцы. Она была ребёнком, который закатил истерику от обиды, когда родители пришивали к её любимой блузке жёлтую звезду или когда семье пришлось переехать из чудесной большой и современной квартиры сначала в выделенный район Праги, а затем и вовсе в отдельный город-гетто. Дите пришлось очень быстро вырасти, а за полтора года в концлагерях – то ли повзрослеть, то ли состариться. И автор детально раскрыл этот рост.
Говоря о развитии Диты, я хочу остановиться на двух сильных моментах. Первый – это, разумеется, книги. В романе частенько упоминаются разные истории: «Превращение», «Война миров», «Дневник Анны Франк», «Республика ШКИД» и многие другие. Они приходятся к месту, но являются отсылочкой скорее приятной, чем влияющей на сюжет. Но некоторые книги автор использует, чтобы раскрыть Диту. Первая взрослая книга девочки – это «Цитадель» Арчибальда Кронина, она оказывает огромное влияние на становление героини, дарует Дите веру, что справедливость обязательно восторжествует, если держаться своих идеалов. Жизненно необходимая установка для еврейской девочки времён второй мировой. Вторая важная книга – «Волшебная гора» Томаса Манна, тягучая история о жизни в санатории. Здесь Дита нашла героев, которые способны понять её тоску по утекающему времени, и приятное место, с которым можно пытаться ассоциировать гетто. Следующая – «Чудесное путешествие Нильса Хольгерсона», о котором рассказывала одна из учительниц в Аушвице. Для детей лагеря сказка была возможностью вырваться за забор вместе с героем. Так Дита поверила, что если ухватиться за книжные истории, как за гусиную шею, можно улететь очень далеко даже из концентрационного лагеря. «Очерки истории цивилизации» Герберта Уэллса были словно учебники в школе, они разложили перед Дитой целые народы на сотни и тысячи лет назад и показали, что настоящая машина времени – это книги. Книги – это не только побег от реальности, но и возможность понять других и себя. «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма стал символом надежды и показал, как люди меняются под влиянием бед и несчастий. Последняя книга – «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека. Она научила Диту смеяться и просто жить дальше, как бы несправедлива ни была судьба.
Я знаю не все упомянутые книги, специально для таких читателей автор пересказывает их сюжет и приводит отрывки. Я признаю, что это разумно и позволяет донести мысль. Но, например, «Цитадель» Кронина я ещё не читала, поэтому пришлось перелистнуть пару-тройку страниц, когда автор начал описывать этот роман особенно спойлерно. С другой стороны, было приятно перечитать приведённые отрывки из похождений Швейка и вспомнить роман, который пару лет назад мне очень даже понравился. В общем, это решение автора неоднозначно и не всем придётся по душе. Однако раскрытие героини через известные произведения и её отношение к ним – это прекрасно.
Второй сильный момент – это именно момент. Примерно треть книги меня раздражала главная героиня и я недоумевала, что за чушь пишет автор. Меня бесило, какая Дита легкомысленная и самоуверенная дурочка, готовая всерьёз рисковать жизнью, лишь бы кто-то вдруг не подумал, что она боится нацистов в концлагере. А потом от пневмонии умер её отец, и девочка разразилась яростной тирадой-истерикой, которая сводится к мысли «нацисты – убийцы, заслуживающие смерти». В этот момент я осознала, что это я тут дурочка, а автор пишет вовсе не чушь. Мы не рождаемся умными, мы умнеем с опытом. Дети не осознают, что с ними может случиться что-то плохое, пока не столкнутся с этим лицом к лицу. Дита оказалась в концентрационном лагере, но будучи ребёнком умудрилась сохранить некоторое ощущение защищённости. Меня раздражало, что она ведёт себя как неприкасаемый супермен, но как и многие дети она действительно чувствовала даже в концлагере, что с ней и её семьей ничего по-настоящему плохого случиться не может, а вот это всё временно. Понадобилась смерть отца, чтобы Дита выросла из этого чувства. Поэтому этот момент кажется мне очень сильным. Он даёт понять читателю, что автор не рассказывает детскую историю о том, как один подросток победил вселенское зло, пока все взрослые были абсолютно бесполезны. Нет. Хотя в центре повествования действительно четырнадцатилетняя девочка, она очень быстро вынужденно взрослеет. И это взросление воспринимается всерьёз в том числе потому, что оно начинается с обыкновенного ребёнка.
Я закончу с первым центральным персонажем романа – Дитой Адлеровой – и перейду ко второму центральному персонажу романа – образу концентрационного лагеря. К сожалению, этот герой мне показался послабее.
Автор не жалеет читателя и во всех красках описывает жестокость концлагеря. Здесь и расчётливое насилие нацистов, и отвратительные бытовые условия, и газовые камеры с физиологическими подробностями, и казни, и моральное унижение. Одна беда – всё это местами напоминало мне школьное сочинение, где требуется сформулировать мысль и привести ровно два примера. Это очень искусственно и оставляет ощущение, что написано просто для того, чтобы написать. Объясню свою мысль на примере. Автор пишет, что в состоянии постоянного недоедания, холода, авитаминоза и антисанитарии для узников концлагеря даже обычная простуда становилась смертельной. Из знакомых главной героини умирает от болезни лишь её отец. Больше нет упоминаний даже о насморке. Ещё пример. Охранники пользуются безнаказанностью, а вдали от своих женщин не брезгуют еврейками. Из всех знакомых главной героини лишь к одной девушке «клеится» охранник, и то чисто платонически. А сама Дита и вовсе радуется, что у неё формируется фигура и начинают проявлять внимание еврейские мальчики. Ещё пример? Над заключёнными, попытавшимися устроить побег, проводят публичную казнь, на которую всех остальных узников принудительно сгоняют смотреть в научение. В книге такая казнь происходит ровно однажды, плюс два успешно осуществлённых побега второстепенных персонажей. Больше ни единого упоминания, что за полгода кто-то сбежал или каких-то беглецов поймали. Могу ещё. «Воровство в лагере — явление отнюдь не редкое» – пишет автор. Одна из героинь даже вынуждена спать в обнимку со своими вещами, чтобы их не украли. Больше не было ни единого проявления повышенной бдительности у Диты или её знакомых, как и краж. И таких примеров очень-очень много.
В этой продуманности автор выглядит как старательный ученик, который вводит мысль, иллюстрирует её примерами и переходит к новой мысли. Но это не сочинение, это роман! Если что-то описывается как «происходит постоянно», оно не может встретиться ровно один раз за повествование. Если читатель такое замечает, у него возникают обоснованные сомнения в прописанной автором реальности. Даже если эта реальность – лагерь смерти, в котором могло быть и не такое.
Продолжая разговор о излишней продуманности, слишком часто за роман у меня возникала мысль, что автор целенаправленно пишет «сильный» роман, который все должны разобрать на цитаты – уж больно пафосно иногда было. Например, «Дита Адлерова движется среди сотен человеческих фигур, но бежит одна. Мы всегда бежим в одиночку». Попахивает фразой, которую срочно нужно записать в цитатник, не так ли? И таких фраз очень-очень много. Возможно, всему виной перевод. Пожалуй, они даже уместны. Но от этого не становятся менее пафосными.
В то же время в образе концентрационного лагеря я нашла очень много интересных, сильных сторон. Конечно, были и очень избитые. Например, старое доброе размышление о том, что если бог добр, то почему он позволяет твориться всем этим зверствам. Но были и сильные. Например, особенности распространения информации во времена медленной передачи данных. Меня действительно проняло, когда автор рассуждал о евреях, которые добровольно шли в эти «трудовые концентрационные лагеря», потому что против слова нацистов были лишь немногочисленные свидетельства полусумасшедших беглецов, которые рассказывали настолько кошмарные вещи, что им было просто невозможно поверить. Это просто жутко.
Автор показал читателю две модели концлагеря. Первая – “рациональная”, в которой для сдерживания эпидемии тифа освобождают один и бараков, убив шестьсот его жителей. Здесь люди – это ценный ресурс, пока они способны выполнять работу и приносить пользу, окупая вложения, а от всех остальных просто избавляются. Вторая – “анархическая”, в которой если не вкладываться, то и окупать ничего не придётся. Здесь люди – это мусор, на который даже пулю не потратят, когда можно просто подождать всеобщей смерти от болезней или голода. Эти модели объединяет одно: полное обесценивание человеческой жизни. Ужасное слово «обесценивание», не так ли? В первом случае оно означает наличие некоторого ценника, а во втором – тотальное лишение ценности. В одном слове и наличие цены, и её отсутствие. Наглядная демонстрация того, что любые попытки оценить человеческую жизнь лишают её всяческой ценности. Смогут ли люди когда-нибудь это усвоить?
11905