Рецензия на книгу

• 

  Аноним22 августа 2020 г.

  Обманчиво скучный и старомодный роман

  Я в детстве его читала и зевала - хотя факт вторжения и этих треножников будоражил и ужасал тогда, но обилие других "взрослых" рассуждений утомляло. И сейчас начала читать и увязла, совсем меня текст не будоражил, потому что современному потребителю массовой культуры уже столько удивительного и неожиданного показали, что старичок Уэллс - просто бирюльки.

  Что-то типа любопытства проснулось, когда до меня дошло, что Уэллс сравнивает пришельцев с колонизаторами. Он же был человеком величайшей империи мира, подчинившей себе огромные территории, богатейшей, крошечной и неуязвимой. И он вскользь упоминает, что паровозы для дикарей, должно быть, выглядят так же, как треножники для англичан.

  Окончательно до меня дошло, куда смотреть, после того, как я бросила "Войну миров", но почти случайно был вынуждена прочитать "Машину времени". До меня допёрло, что автор вовсе не был рядовым сочинителем баек. Не был он и фанатом, для которого фантазии и фантастика являлись самоцелью. Напротив, фантастические сюжеты были у него побочным продуктом, заманчивой оберткой для обсуждения серьезных философских и общественно-политических проблем.

  И вторая часть "Войны миров", когда я вернулась к книге, заиграла новыми красками. Там много рассуждений, потому что это тонкая, с лицом игрока в покер ирония. Если ты подросток и наивный читатель, слышишь лишь сюжет и много невразумительного бормотания. Если отстраниться, становится ясно, что автор не идентифицирует себя с героем, он максимально от него отодвигается в момент "репортажа", переданного со слов брата. Если бы Уэллс был реалистом или стремился имитировать реальность в фантастическом антураже, он бы не стал передавать слова напуганного, бегущего в панике человека с такой газетной точностью и даже потугами на лирику. Но брюнетка у него была стройной, заря ясная, а профиль у мужчины с саквояжем - орлиный.

  Главный герой, в силу того, что он ведет рассказ в доверительной манере от начала и до конца, становится чем-то вроде альтер эго автора или даже читателя - мы с ним сживаемся. И только допустив критичный взгляд наблюдателя, видим, как он легко оправдывает убийство, как два человека в запертом помещении быстро теряют человеческий облик, начинают драться из-за припасов, как правы, в чем-то марсиане, разводящие двуногих как скот. Потому что стоит величайшей нации мира чуток испугаться, люди превращаются в напуганных животных. Позолота культуры быстренько слетает.

  Тут снова находят места размышления в духе социал-дарвинизма. Марсиане - еще одна вариация на тему морлоков и элоев из "Машины времени": сами захватчики представляют собой сублимированный мозг - волю и интеллект, а их двуногий бездумный скот - некогда их родственники по эволюции, длеградировавшие до утраты разумения.

  
  Итак, помимо увлекательного и пугающего сюжета с атакой пришельцев, в этом романе Уэллс дает критический обзор современного ему общества (люди прожигают жизнь ради какой-то незначительной фигни типа грошового заработка, положения в обществе, правил приличия, возведенных в абсолют, религии), геополитики (колониализм Британской империи достиг чудовищных размеров и этот пузырь не мог не лопнуть), природопользования (истребление видов). А еще интересная штука - британцы тыщу лет не подвергались нападению на своем острове. Для них вообще в новинку и странно было воевать и защищаться дома, для людей совершенно непонятна и ужасна была сама идея нападения извне. В этом смысле марсиане были единственным вероятным противником, который мог всерьез рассчитывать на завоевание Лондона. За этим тоже интересно наблюдать.

  
  Короче, читать роман стоит как ради знакомства с первоисточником всей последующей литературы о космических и марсианских вторжениях, так и ради изящной и невозмутимой иронии, спрятанной во всей этой истории. Прямо видно, как автор нарочно преувеличивает драматизм там и упрщает финал тут, чтобы добавить контраста почти комиксового, карикатурного, гротескного. Чтобы намекнуть, насколько увлекательная байка - лишь форма, в которую спрятана более универсальная суть.

  9

  502