Рецензия на книгу

• 

  ViktoriyaCherletova18 августа 2020 г.

  Мне досталось старое издание 1965 года в переводе З. Александровой. Не знаю, кого благодарить за глубокий текст, но слова цепляют сами по себе, даже без углубления в сюжет. Особенный шрифт, пожелтевшая бумага и странный сладкий запах придавали книге столько атмосферности, что казалось, будто я сама сейчас читаю дневник героя. Но это уже плюсы издания, а не трудов Шелли.

  Первый мой интерес к этой книге связан с поп-культурой (всякие Франкенштейны-чудовища из фильмов, в первую очередь из "Ван Хельсинга") и с упоминанием Прометея в названии. Долго собиралась с силами, ожидая увидеть там уже знакомую историю, хотя и понимала, что популяризация переврала книгу невероятно. То, что я там обнаружила, причислило сие творение к моим самым почитаемым (к Фаустам, Дорианам Греям причислен теперь и Виктор Франкенштейн). И дело, в первую очередь, в переплетении основных конфликтов. Это и творение — творец, и машина — человек, и идеал — материал... Их несколько, много второстепенных, но все вместе они почти полноценно рисуют человеческую жизнь во всех её каждодневных противоречиях.

  Композиция "история в истории — в истории" впервые встречена мной так тепло. С каждым новым погружением, будто по нарастающей, сильнее чувствуется горе, отчаянье, боль. Ни разу не наворачивались слёзы, но оттого и жестоко сухое отчаянье персонажей, что оно не может найти выхода. Ещё тяжелее понимать, что сама автор во время написания книги, в свои 19 лет, уже познала достаточно горя, потерь и злоключений, чтобы написать подобную книгу.

  В моём издании было предисловие А. Елистратовой. Она сообщила в нём одну грустную мысль: каждое творение человека, рождаемое на любом основании, способно выйти из-под контроля. Как может человек сравнить себя либо с великим Богом, либо с многовековой эволюцией организма (выберите по своим убеждениям)? Гуманизм превозносил человека и разум, будто не замечая теневой стороны торжества рациональности.

  Виктор Франкенштейн и первый рассказчик связаны, связаны они оба и с безымянным чудовищем. Мне напомнила эта связь систему двойником Ф. М. Достоевского. Если это действительно так, то из всех троих складывается вполне себе "герой того времени": из лучших стремлений он падает в пучину неудач, боли, порока. Его близкие горячо любимы им, но долг стоит выше любви, которую признают эгоистичной. Выше всего долг перед человечеством. Вот только одни видят его в вечном поиске истины, другие — в избавлении человечества от собственных ошибок, а третьи — в избавлении от своей уродливой сущности.

  5

  259