Рецензия на книгу

• 

  Аноним19 июня 2020 г.

  Роман, показывающий предреволюционную жизнь интеллигенции. Вот есть «Тихий Дон» со своим своеобразием, так почему бы не посмотреть, что было по другую сторону? Если взять события конца XIX века и начала XX, то я обнаружила различие между этими двумя произведениями вот в чем: у Горького по большей части занимаются болтологией, а в «Тихом Доне» - расплачиваются за нее , причем туда это воркование образованных людей доходит грубее, ожесточеннее и дико.

  В начале, в середине, к концу - разбирало раздражение на Клима Самгина. Невыносимый человек . Жестко ошиблась , думая, что с таким набором качеств, заложенными в детстве, с "хрупкостью", которая просматривалась в первой части , он станет мстительным, превратиться в величайшего мизантропа, что страх будет брать! Еще мог бы быть суицид - банально, но вполне реально. В итоге, видим зазнавшегося человека, не вызывающего сочувствия.
  Эпизод, который окончательно подорвал мое доверие к главному герою: разговор с братом после посиделок у Премировых в Петербурге: 

  
  

  – Что ж ты как вчера? – заговорил брат, опустив глаза и укорачивая подтяжки брюк. – Молчал, молчал… Тебя считали серьезно думающим человеком, а ты вдруг такое, детское. Не знаешь, как тебя понять. Конечно, выпил, но ведь говорят: «Что у трезвого на уме – у пьяного на языке»..
  <...>
  – Вышло, знаешь, так, будто в оркестр вскочил чужой музыкант и, ради озорства, задудел не то, что все играют.
  «Какой тусклый, бездарный человек, – думал Клим. – <...>».
  И вдруг заговорил:
  – Ну, довольно! Ты – не гувернер мой. Ты бы лучше воздерживался от нелепых попыток каламбурить. Стыдно говорить Наташка вместо – натяжка и очепятка вместо – опечатка. Еще менее остроумно называть Ботнический залив – болтуническим, Адриатическое море – идиотическим…
  Разгорячась, он сказал брату и то, о чем не хотел говорить: как-то ночью, возвращаясь из театра, он тихо шагал по лестнице и вдруг услыхал над собою, на площадке пониженные голоса Кутузова и Марины.
  
  – Когда же ты скажешь Самгину?
  – Не хватает храбрости… И – жалко, он – так…
  – Я тоже так…
  Сочно чмокнул поцелуй; Марина довольно громко сказала:
  – Не смей!
  Кутузов промычал что-то, а Клим бесшумно спустился вниз и снова зашагал вверх по лестнице, но уже торопливо и твердо. А когда он вошел на площадку – на ней никого не было. Он очень возжелал немедленно рассказать брату этот диалог, но, подумав, решил, что это преждевременно: роман обещает быть интересным, герои его все такие плотные, тельные. Их телесная плотность особенно возбуждала любопытство Клима. Кутузов и брат, вероятно, поссорятся, и это будет полезно для брата, слишком подчиненного Кутузову.
  Рассказав Дмитрию подслушанную беседу, он прибавил, поддразнивая:
  

  • Конечно, она предпочтет его...

  
  Говоря, он смотрел в потолок и не видел, что делает Дмитрий; два тяжелых хлопка заставили его вздрогнуть и привскочить на кровати. Хлопал брат книгой по ладони, стоя среди комнаты в твердой позе Кутузова. Чужим голосом, заикаясь, он

  • Т-такие в-вещи рассказывают горничные. Это из-звинительно только с похмелья.

  лья.

Швырнув книгу на стол, он исчез, оставив Клима так обескураженным, что он лишь минуты через две сообразил:
"Этим тоном Дмитрий не смел говорить со мной. Надо объясниться".

В голове вертелся вопрос: почему этот человек не меняется, разве он не видит, что нет у него никакой исключительности?! Все у Клима ненастоящие, выдуманные, прячутся за красивыми словами, а сам-то он что? Все, что Самгин думал о других, больше подходит к его персоне. 

Украшен роман яркими персонажами, для меня особенно выделялся Иноков. Кажется, у него очень продуманный образ.

В больших произведениях появляется место для описания мелочей, которым иногда не уделяют внимания, например, порадовало такое тонкое наблюдение за героями, как в этом эпизоде с окурком:


— Сектантство, самозванство… мещанство, — пробормотал Иноков и, усмехаясь, нелепо прибавил: -Чернокнижие.
— Чернокнижие? Что вы хотите сказать? — еще более удивился Клим.
— Так, сболтнул. Смешно и… отвратительно даже, когда подлецы и идиоты делают вид, что они заботятся о благоустройстве людей, — сказал он, присматриваясь, куда бросить окурок. Пепельница стояла на столе за книгами, но Самгин не хотел подвинуть ее гостю.
«Диомидов — врет, он — домашний, а вот этот действительно — дикий», — думал он, наблюдая за Иноковым через очки. Тот бросил окурок под стол, метясь в корзину для бумаги, но попал в ногу Самгина, и лицо его вдруг перекосилось гримасой.


Общее впечатление от книги - положительное, но уж очень утомил Клим Самгин, а за жизнью других людей интересно наблюдать.