Рецензия на книгу
Atonement
Ian McEwan
Аноним26 февраля 2012 г.ВОЗМОЖНЫ СПОЙЛЕРЫ!
Это первая прочитанная мной в рамках Флэшмоба книга. И единственное, что мне хочется сделать после прочтения – от всей души поблагодарить автора и советчика за отличную книгу!
Сказать (а вернее, написать), что она потрясающая, – не сказать ничего! Сюжет продуман до мелочей, он не отпускает до самого конца. Все герои выписаны с поразительной тщательностью, но это не педантизм и не дотошность: остаются какие-то моменты, черты, которые автор обходит стороной. Трудно сказать почему. Возможно, ему хотелось, чтобы мы додумали эти черты сами, сделав Робби, Сесилию и Брайони ближе и роднее, не похожими ни на каких других… Просто для того, чтобы «Искупление» стало не просто одной-единственной книгой для всех, кто захочет её прочитать, а для каждого – немножечко особенной. А может, Макьюэн просто не видел в этих моментах ничего важного, потому и оставил их без внимания. В любом случае, ощущение того, что книгу писал мастер, не отпускает даже после того, как перевёрнута последняя страница.
Интересно то, как фантастически (но от этого ещё более реально) переплетаются в романе линия любви, линия войны и линия ПИСАТЕЛЬСТВА.
Честно говоря, любовь Робби и Си вызывает во мне щемящее сочувствие, желание защитить и сберечь. Она чем-то напоминает человека, слепого, но на краткий миг прозревшего и увидевшего звёздное небо над головой… А после этого вновь погрузившегося в темноту с тщетной надеждой на то, что когда-нибудь он ещё испытает это потрясающее чувство от вида мириадов звёзд, парящих над головой… Эта любовь – как роза, что расцвела вечером, на закате, и почернела к утру от ночных заморозков. Она абсолютно беззащитна перед обстоятельствами…
Очень жаль, что Сесилия и Робби недолюбили, не успели пожить в атмосфере чистого счастья. Всё, что у них было, – единственная ночь, и та растоптанная, отнятая и покрытая позором. Любовь Сесилии такая взрослая, что даже не верится, что это первое её чувство. Во-первых, ради Робби она оставила дом, всё, что у неё было. Ведь ей же так не хотелось уезжать, она с такой старательностью придумывала причины остаться… Но она ушла лишь после суда, и подростковым жестом протеста это не было. Сесилия ждала, что истина и справедливость всё-таки возьмут верх. Быть может, она надеялась на помощь отца, который оказался… Трудно даже сказать, каким именно: слабым, трусливым, безразличным… Пожалуй, всё-таки слабым, или даже бесхребетным. Очень легко верить в то, как человек замечателен, если он лучший студент, отзывчивый, увлечённый и приятный парень, на чьей репутации нет ни единого пятна. Но для того, чтоб верить в невиновность человека, подозреваемого в изнасиловании пятнадцатилетней девушки, нужно многое. Хорошая память, чтобы напоминать себе и окружающим, каким славным малым мы его знаем. Твёрдость характера – чтобы продолжать отстаивать его доброе имя даже тогда, когда остальные поджимают губы, неодобрительно качают головами или даже крутят пальцем у виска!.. Или любовь, которая «…не радуется неправде, но ведёт к свету…», «…всё покрывает и всегда, в любом своём проявлении благословенна». И только два человека на земле помнили, любили и стояли на своём: мама Робби и Си.
Любовь Сесилии взрослая ещё и потому, что уходила девушка не во дворец, и не к любимому, с которым, как известно, «рай и в шалаше». Будь это просто минутным увлечением, молодая особа из хорошей семьи, привыкшая к состоятельности, не ушла бы одна на такую работу, которую трудно назвать лёгкой, приятной либо приносящей несметные богатства! Уходить из дома трудно, но ещё труднее уходить в самостоятельность и неизвестность.
А кроме того… Успокаивая Робби во время визита Брайони, Сесилия была чуть-чуть мадонной, любящей матерью, от всего мира защищающей своего ребёнка. В госпитале она видела столько страданий, что инстинктивно закрывала от всего, что может их причинить, любимого человека…
Особое восхищение и горячую благодарность автору вызывает описание чувства волнующей и неуютной неизвестности. Макьюэн изобразил его НЕВЕРОЯТНО точно, ни малейшего изъяна! Эти бесконечные сомнения, прокручивание в голове обрывков разговоров, поиск скрытого или реального смысла в словах и поступках… Причём наиболее правдоподобными кажутся именно самые фантастические (с точки зрения простого наблюдателя). Неизвестность порождает подозрительность, обидчивость и ревность. И тогда человек больше ревнует, чем любит, хотя это, конечно, только иллюзия.
Трудно решить, могла ли Эмилия читать письмо к Сесилии без её согласия. Но мне кажется, ситуация была настолько чудовищной, что запрет на чтение чужих писем переступить всё же было возможно. Но Эмилии стоило, прочитав, взять из письма лишь то, что непосредственно касалось дела, закрыв глаза на остальное, как если бы она не видела этого. Никаких прямых улик, никаких намёков на преступление… Но тень Гермионы и детские обиды ударили слишком сильно. Си не получала от матери той доли любви и заботы, которой ждала. Догадывалась мать об этом или нет, трудно сказать. Так или иначе, она предпочитала общество младшей дочери, Брайони, может, потому что считала её более нуждающейся в ласке, а может, потому что чувствовала себя с ней моложе. Так или иначе, у Сесисии и её матери не было искренних отношений любви и понимания, а значит, добровольной покорности – неизбежного спутника истинного авторитета – дочь не проявляла. Показательно даже то, что мать в семье называли по имени и мнимым послушанием старались создать на людях видимость родительской власти. Из-за отсутствия таковой Эмилия использовала случай с письмом как возможность утвердиться. Причём самым мерзким способом: за счёт других. Её даже жаль немного.
Отношения матери и Сесилии сложны, так же как и последствия этой их «ненормальности». Я слышала, что тот, кто много даёт или помогает окружающим, в большинстве случаев сам этого ждёт. Наверное, он, сам того не сознавая, своими добрыми делами пытается приманить то, в чём так сильно нуждается. Сесилии по-настоящему недоставало материнской любви, защиты и поддержки. Поэтому-то она всегда успокаивает плачущую во сне Брайони, тревожится за душевное состояние Робби, переживает за младенцев, пациенток и их родных, работая в родильном отделении. Сесилии просто хочется, чтобы всем любимым ей людям (пусть даже нерождённым ещё – ребёнку её и Робби) было в этом мире теплее, чем ей.
Тема войны раскрыта в романе очень жизненно. Становится очевидным, что иногда несправедливо восхвалять лишь отдельные действия, называя их подвигами. Каждый шаг человека на войне – подвиг, если он, не направляя оружия на мирных людей, защищает свою страну и семью. Спасти даже одного человека – подвиг, ведь часто спасается не один, а многие, целая ветвь рода. Отдать свою воду другому, когда пить хочется до потемнения в глазах, – тоже подвиг. В войне нет ничего пафосного, великолепного. Война грязная, мерзкая, тошнотворная. Она часто выжигает людей изнутри. А можно ли жить и любить, как прежде, с опалённой душой?
На войне в романе обычные люди подвергаются такому массированному удару боли, ужаса и смерти, что нормальные человеческие чувства и манеры притупляются. Злоба, но даже больше отчаяние доводят нормальных мужчин и женщин до такого состояния, при котором то, что они делают, уже нельзя объяснять с точки зрения человеческого разума. Остаётся лишь звериная жестокость и закон джунглей. В мирное время им и в голову не пришло бы творить такие вещи. На войне нужно пытаться сохранить в себе как можно больше разума и человечности.
Робби, я думаю, шёл и выживал только благодаря Сесилии. « Я буду ждать тебя. Возвращайся!» И любовь делает то, что обыкновенное желание жить сделать уже не могло. Робби сделал всё, что было в его силах, даже немножечко больше. Просто сил вдруг разом не стало. Но ждать ему оставалось совсем немного… Лишь несколько месяцев отделяли его от воссоединения со своей любимой, к которой он испытывал особое чувство. Оно проявляется в его желании помирить её с семьёй. Он не прощает Толлисов, не руководствуется общепринятой моралью для прикрытия собственного отвращения, потому что не терпит предательства. Но душевное спокойствие Си для него дороже собственных оскорблённых чувств и потерянных лет, и он даже готов делить Сесилию с её семьёй, лишь бы не видеть её терзающейся угрызениями совести. Любовь – это жертвенность. Кто не жертвует, тот не любит.
А вот Брайони… Работая в госпитале, она «приносила пользу во время войны». Но ведь её можно приносить и собирая средства, и работая на заводе, в конторе, на почте, а не сестрой МИЛОСЕРДИЯ. Сесилия и Робби были вместе – и это был «последний акт МИЛОСЕРДИЯ». И вновь дающий на самом деле – нуждающийся. Ведь именно милосердия ждала душа самой Брайони. И может, работа в госпитале была для неё способом хоть немного его заслужить.
Я согласна с тем, что Брайони пришлось нести свой крест всю оставшуюся жизнь. И, если честно, трудно сказать, кому пришлось хуже. Тяжесть доли Брайони тем более ощутима, когда понимаешь: у неё не было ни малейшего шанса всё исправить. Поглощающая безнадёжность. Но в книге должна оставаться надежда, иначе «… какой смысл извлёк бы читатель из такого повествования?»
Вина Брайони не так уж велика, она несоизмерима с последствиями этого поступка. Так просто получилось. Девочка была виновата лишь в том, что не рассказала никому о своих сомнениях, то есть смалодушничала. Боялась наказания, но главным это не было. Брайони очень-очень хотелось, чтобы её воспринимали как взрослую, а в случае раскрытия правды на неё смотрели бы как на неразумное дитя, чьи фантазии простираются далеко за границы оригинального хобби. Но это не оправдывает её ни в малейшей степени. Несколько часов униженной гордости стоят в сотню раз меньше жизни, свободы и чести человека. Вина Лолы гораздо более велика, но наказание судьбы распределилось неравномерно. Трудно сказать, а была ли она против того, что сделал Маршалл? Так или иначе, я уверена, нападавшего она знала, а потому её преступление чудовищно: заведомо невиновного человека она руками Брайони посадила в тюрьму. А в сфере уголовного права человек, использовавший дитя, подлежит ответственности вместо него, потому что является единственным преступником.
Ну и конечно, это книга о ремесле писателя. О том, можно ли автору делать всё по-своему, или нужно следовать реальности? О том, как волшебно создавать новый мир, чувствовать себя выше всех людей, выше любой власти… И о том, что писатель ответственен за всё то, что он создал, и в первую очередь перед теми, кого он создал. Они, герои, – творение автора, каждый их поступок, каждое слово зависят от Великого Мастера. Он может подвергнуть их любой, даже ужасающей участи одной лишь силой воображения, и искупления не будет – лишь сам писатель может устанавливать и изменять правила игры. И тогда нам стоит подумать о милосердии и солидарности. По крайней мере, больше героям надеяться не на что.1/15
1686