Рецензия на книгу

• 

  PrekrasnayaNeznakomka30 мая 2020 г.

  – Видите ли… предположим… предположим, что вы сели в машину времени и вернулись в тридцать второй год. В Германию. И предположим, вы встречаете Гитлера. Вы убьете его или оставите в живых?
  Темные очки старика приблизились к самому лицу Джонни. С Джонни сразу слетел весь хмель, и куда-то девались и разговорчивость, и умные мысли. Все теперь зависело от того, что ему ответит этот старик!
  – Ты не шутишь, сынок?
  – Нет, не шучу.
  Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости, запустил в карман брюк и бесконечно долго там рылся. Наконец он вынул ее. В руке оказался складной нож с костяной рукоятью, отполировавшейся и пожелтевшей за много лет. Тут заработала другая рука, которой старик с осторожностью, отличающей артритиков, стал раскрывать нож. Лезвие коварно блеснуло в лучах яркого света. Этот нож проделал путь во Францию в 1917 году вместе с мальчишкой, вступившим в армию таких же мальчишек, которым не терпелось дать по рукам грязному бошу, коловшему штыком детей и насиловавшему монахинь, и показать этим французикам, как надо воевать. Тех мальчишек косили из пулеметов, их валила дизентерия и инфлюэнца, они наглотались горчичного газа и фосгена, они выходили из-под огня у Белло Вуд, оборванные и обезумевшие от страха, будто столкнулись нос к носу с самим дьяволом. И все это оказалось напрасным. Оказалось, что все надо начинать сначала.
  Где-то играла музыка. Люди смеялись, танцевали. Где-то в отдалении гудела лампа дневного света. Джонни не мог глаз отвести от обнаженного лезвия, загипнотизированный игрой света на отточенном острие.
  – Видишь? – тихо спросил Маркстоун.
  – Да, – вздохнул Джонни.
  – Я бы вонзил нож в этого убийцу, прямо в его черное и лживое сердце, – сказал Маркстоун. – Я воткнул бы нож по самую рукоятку… а потом повернул бы, вот так. – Он медленно повернул руку с ножом, сначала по часовой, потом против часовой стрелки. На лице его появилась странная улыбка и стали видны гладкие, как у младенца, десны. – Но прежде, – сказал он, – я бы смазал лезвие крысиным ядом.

  Простим ветерана. Он мог не знать, что за Гитлером стояли крупные капиталисты, как германские, так европейские и американские, поддерживающие его, дабы его руками задавить коммунизм. Умри Гитлер в 30-х, на его место пришёл бы другой: националистически настроенных партий в Германии, униженной поражением в Первой мировой, было достаточно. Простим Стивена Кинга. Ему такие вещи могли не рассказывать. Поэтому его Грег Стилсон – потенциальный аналог Гитлера и вообще пренеприятнейший и жестокий человек – приходит из ниоткуда, добирается до власти незнамо как и сшибается с вершины одним щелчком фотоаппарата. Впрочем, речь не о нём. Речь о Джонни Смите – его ликвидаторе.
  У Джонни дар: он может проникнуть мыслями в прошлое, узнать тайны настоящего, предвидеть будущее. Звучит заманчиво. Беда в том, что Джонни этого дара не просил, просто в ходе травм был задет определённый участок мозга. Но и скрыть его он не может. Слишком добр, слишком отзывчив, слишком хочет помочь. Вот и стекаются к нему со своей болью. У кого-то в войну пропала мать. У кого-то утонул брат. Где-то орудует маньяк, убивающий маленьких детей. А у того маньяка в свою очередь своя драма. И всё это Джонни пропускает через себя, свои чувства, свои нервы. При этом совершенно одинок (те, кто хотят ему помочь, зачастую его просто не понимают) и беззащитен перед трагическими случайностями (от них мёртвая зона не защищает). Плюс всегда найдётся тот, кто обвинит героя во всех смертных грехах - из зависти или из страха перед даром.
  И вот Джонни берёт на себя судьбоносную для страны и самоубийственную миссию. Потому что если не он, то некому. И ломает себя, потому что для слишком доброго человека взяться за оружие, чтобы убить слишком злого, очень тяжело. Именно эта ломка, а не мёртвая зона как таковая, не упущенная любовь, не грозящая смертельным исходом опухоль мозга, не тем паче судьба Стилсона и держит читателя в напряжении. Ломка да ещё финал, в котором раскрывается мораль этой истории, и всё расставляется по местам. Он получился весьма и весьма лиричным.

  30

  632