Рецензия на книгу
Гамаюн
Вл. Орлов
Аноним18 января 2012 г.«Я довольно много работаю, это только и спасает. Иногда помогает театральная атмосфера, за мишурой прячется на час -- на два, та "щель истории", в которую мы попали. Впрочем, стоит выйти на улицу -- и вновь охватывает мрак, скука, и сырость, которым нет конца». 1920 год из письма Блока Н. А. Нолле.
Блок по внутреннему своему содержанию, наверное, одна из самых мрачных фигур Серебряного века. В те годы вообще было мало светлого и радостного, но внутри него бушевали какие-то особенно могучие разрушительные силы, подтачивавшие его изнутри. Это ведь Блоку принадлежит фраза о том, что чем хуже живется, тем лучше творчество. Не только эпоха не располагала к счастью, но и внутренний мир этого человека был адом сам по себе. Блок, по-моему, никогда не пребывал где-то в середине – только восторг или глубочайшее отчаяние.
Он говорил, что художник и не может быть счастлив… Я с этим никак не соглашалась, я любила все солнечное, светлое.
Цитата из воспоминаний последней любви поэта – оперной певицы Дельмас, которую Блок оставил по совершенно невнятной, странной причине. Он почувствовал, что рядом с ней возможно обычное, человеческое, бытовое счастье.…Горький охарактеризовал Блока как человека, "чувствующего очень глубоко и разрушительно", как "человека декаданса" (поясняет Горький). Глубина и разрушительность мысли -- это собственно блоковское, целиком ему принадлежащее, сама субстанция его мировоззрения и творчества. Совершенно очевидно, что словечко "декаданс" для Горького в данном случае -- не наклейка, не ярлык, который можно прилепить к любому заурядному декаденту. Связывая понятие "человек декаданса" с диалектическим представлением о глубине и разрушительности мысли и чувства, Горький безоценочно раскрывает ходячий термин в его реальном психологическом содержании и конкретном историческом значении. Речь идет об определенном строе чувства, свойственном художнику, который с особенно обостренной, трагической силой переживает противоречия и конфликты, обнажившиеся в эпоху крушения целого миропорядка.
Блока причислили к революционным писателям благодаря «Двенадцати» и в последней части книги об этом очень много говорится, раскладывается по полочкам. Я бы сказала, излишне много. В революции Блока очаровывала сила, крушение, надежда на некое чудесное преображение мира. В конце концов он разочаровался и устал. «Двенадцать» дались ему тяжело – друзья перестали здороваться, приходили бесконечные гневные письма, а еще голод, неустроенность, беспрестанные и бесцельные какие-то собрания и заседания. Он ждал от революции совсем другого.…Гумилев говорил среди своих: "Блоку бы следовало написать теперь "Анти-Двенадцать". Ведь он, слава богу, созрел для этого. А так многие все еще не могут простить ему его "Двенадцать". И я их понимаю. Конечно -- гениально. Спору нет. Но тем хуже, что гениально. Соблазн малым сим. Дьявольский соблазн. Пора бы ему реабилитироваться, смыть со своей совести это пусть гениальное, но кровавое пятно".
Отдельного упоминания заслуживают отношения Блока с женой, дочкой великого Менделеева. Они поженились очень рано и, периодически расставаясь, заводя романы на стороне, все-таки до самого конца остались мужем и женой. Это очень печальная история. Два человека постоянно молят друг друга о помощи в письмах и личных разговорах, не видят вокруг никого ближе друг друга, но в то же время самую большую боль причиняют тоже друг другу. Сперва Блок со своими «Прекрасными дамами» и «Вечной женственностью» заморочил ей голову, женился и сразу потерял интерес. Она тоже через несколько лет начинает заводить романы, рождается чужой, не его, ребенок, которого Блок готов принять, но ребенок умирает и все идет по-старому – он живет в мире своих образов, она пытается найти кого-то, кто полюбит ее. А в итоге он практически сходит с ума, она за ним ухаживает до самой смерти и остается одинокой. Потом в записках она назовет свое замужество самой большой ошибкой в жизни.Горечь облагораживает, горечь пробуждает в нас новое знание жизни.
Начинала читать книгу с опаской, потому что она была написана и впервые издана во времена Советского Союза, а Блок – настолько неоднозначная фигура, что автор, конечно же, будет вынужден некоторые факты замалчивать или искажать по своей воле или по воле цензуры. Но все оказалась лучше, чем я предполагала.Некоторые детали действительно остаются за кадром. К примеру, пристрастие Блока к алкоголю. Другие – действительно искажаются. Например, слишком уж ярая революционность Блока, характеристика личности Гумилева, Пяста и некоторых других. Но в целом это все-таки не важно. Потому что книга по-настоящему хорошая. Подробная, интересная, скорее художественное произведение, чем сухая биография.
Есть в одной из глав такая фраза: «…относился к искусству с все больше свободой и бесстрашием, искал и находил его где угодно, только не на Мариинской сцене, не в «Цехе поэтов» и не в «Бродячей собаке»…» Сперва я подумала, что это тоже дань Советскому прошлому. То, о чем я думаю сейчас с восхищением – о выступлениях Нижинского в Мариинском театре, о вечерах в «Цехе поэтов», которые так чудесно описывала потом Одоевцева, о знаменитой питерской «Бродячей собаке», где собирались тогда все те, кого мы сейчас с восторгом перечитываем, - здесь упоминается как бы между прочим, с долей презрения. Но, оказалось (я потом побежала та торрент скачивать фильм о Блоке снятый уже в девяностых), Блок на самом деле не посещал «Собаку», считал затею Гумилева с «Цехом» глупостью и не ценил роскошь Мариинского театра. Блок был одиночка, аскет и искал впечатлений совсем в других местах. Долгие прогулки по окраинам Петербурга, поездки за город, общение с природой, книги, уединение – вот что ценил он больше развлечений и общения.
А еще в книге много Питера. Блок свой город любил и, отправляясь в редкие поездки, начинал тосковать, был ярым противником эмиграции. Но Питер Блока – это ветер, стужа, те самые «ночь. улица. фонарь. аптека.», темная вода, холодный гранит. Это болотный город-призрак, в котором и сам становишься призраком. Таким я впервые «увидела» Питер, когда подростком зачитывалась стихами Блока. Таким же я увидела его и потом у Достоевского и таким полюбила – город-миф. Понимаю, что реальность будет другой. Потому, возможно, туда никак не доеду.
15657