Рецензия на книгу

• 

  Аноним25 ноября 2011 г.

  Странная книга. Чудная. Необычная. Тонкая, как осенний свет, путающийся среди ветвей, сухих листьев угасающего теплого дня. И пахнет, как вероятно пахнет прошедшим летом, скошенной травой, яркими августовскими вечерами, где рождается роса на уже зрелой траве, примятой, но сочной. И неумолчно доносятся звуки из леса, деревни, полей, летят над головой, собираясь в концентрированные музыкальные сферы в воздухе. А потом потянуло легким ветром по раскрытому вороту рубашки, по коже, и звуки рассыпались, двинувшись в новый путь. На душе же тепло и немного давит в том месте, где стучит наш живой механизм. Давит, тревожит, напоминает, возвращает в прошлое. И вот уже буквы складываются в слова, и рука спешит по бумаге: вперед, вперед, заполняя черными знаками листы. И дар дает возможность запечатлеть все эти чувства, ощущения и тягу к прошедшей жизни не просто в ностальгических переживаниях, а в романе, который создается героем. Ведь для чего иначе жить, если ты одарен...

  Не солгу, если скажу, что не ожидала такого от Набокова. Этого рассыпающегося, но вместе с тем влекущего за собой сюжета, нестройного ритма происходящих событий в романе, всей рваной ткани повествования. Но. Это лишь придало книге яркость и индивидуальность, превращая неважные для многих вещи в историю, полную тонкого, сентиментального очарования.

  Зачем мне должны быть интересны виды бабочек, размеры стиха, экспедиции в глубь и за пределы страны, канувшей в небытие после семнадцатого года, жизнь Чернышевского со всеми ее ненужными и неприглядными подробностями? Зачем? Но вчиталась и затянуло, екнуло сердечко от написанного, и получается писатель вновь прав. И всему виной этот невозможный набоковский слог, живущий самостоятельной жизнью. Вот буквы.. то движутся легким аллюром, образуя еще более легковесную ткань-основу романа, то начинают густеть, как прошлогодний мед, вводя все новые обороты писательской речи. Слова как снежный ком накручиваются друг на друга, стоят плотными стройными рядами (не вздохнуть), позже вздымают ввысь и рассыпаются, разбегаются, даря роману воздушность и подвижность формы.

  Здесь и книга в книге, и географические заметки, и личные переживания героев, и литературоведение, и порывы творческой натуры, мещанская сущность окружающего, и долгие сны Берлинскими ночами, и зарисовки русской эмиграции, и воспоминания о прошлой жизни, что не воротить. И сожаление, что той эпохе больше не быть, тех вечеров в домашней обстановке не вернуть. Ушло, ушло навсегда. И только дарованная герою возможность и сила все это изобразить словами на бумаге, помогает ожить прошлому, вскочить в ушедший трамвай, полный давних, любимых лиц. Вижу: отец в золотой тюбетейке, мама с Таней о чем-то смеются, машут рукой, улыбается Зина прямым взором в голубоватом газовом платье (хоть и с чужого плеча)... И до головокружения пахнет жженым солнечным днем, и можно увидеть в прозрачности воздуха бабочек, зажмуриться как в детстве и поверить, что все это не сон. И лететь, лететь вперед к новым дарованным горизонтам жизни.

  29

  166