Рецензия на книгу

• 

  M00N12 ноября 2011 г.

  
  Раковый корпус
  
  Остро пахнет карболкой. Надеждою - тяжко.
  Боль в устах и на веках застыла несмело.
  Мелочь мыслей испариной потною мажет
  совершенное, тленное, ждущее тело...
  
  Тишина стелет страху свой лёд еле видно,
  а в затворе простор белоснежный притих.
  В вазах спеют цветы. (И настолько обидно,
  что бодрятся, хоть корни отрезаны их!)
  
  Час свидания скор. (Или время прощанья?)
  Час раздумий обманных. (Здесь ложь —это свято!)
  Принимают пакеты с едой и вещами,
  будто сфинксы, молчащие люди в халатах...
  

  © Богомил Тодоров
  

  Одиночество. Тяжелое, бредовое, как от боли, накрывающее волнами своими, не давая продохнуть, отдышаться, осмотреться, понять... Оно остается с человеком и там, на краю его личной, оглушающей беды. Как человек жил до, после уже невозможно жить. Переоценивается вся жизнь, вспоминаются грешки, которые в суетности здоровой жизни есть возможность задвинуть подальше. Но здесь... память услужливо подает все мучительное и стыдное... На, смотри! И смотрят, ночами, сухие глаза вперив в потолок, или рыдая, от жалости к себе и от кажущейся несправедливости. Но она есть! Непонятна и жестока? А вспомни-ка тех, кого отправлял в лагеря, только лишь потому, что не понравилось что-то в поведении, или лишнюю комнату в четырнадцать метров захотелось себе. А как же другие, те, которые лишнее говорили, те, которые своих ссыльных скрывали, жены - мужей, а родители - детей. Иначе, нищенское существование, и осуждения, и кривотолки. Как жить с этим можно? Но ведь живет! Самоуверенно даже, нахраписто. И таких же воспитывая - идейных псов.

  Кто как, переживал этот переход от здорового, счастливого, оказывается, человека, к больному раком.
  

  • Олег Костоглотов, ленинградец, после школы ушедший на войну, потом - лагеря, ссылка, раковый корпус - и пожить не успел толком, только волчье существование, где что сохранить, где лишнюю пайку достать, где уклониться, уберечься от шмона и карцера. Он сослан с грифом: "навечно". И в раковый корпус в январе пришел умирать.
  • Дёмка - школьник, целеустремленный парень. Мечтает поступить в университет. Простой, добрый.
  • Павел Русанов - руководитель анкетного отдела, привыкший, чтобы его боялись, здесь же, как оплеуха - не боятся, нет, те, которым терять нечего, уже никого и ничего не боятся. Но как свинья возвращается на место блевотины своей, так и подобные ему люди, взращенные системой и идеологией, ее преданные слуги, после всех потрясений, ничему так и не научившись, возвращаются к прежней, слепой своей жизни.
  • Вадим Зацырко - геолог, мечтающий открыть новый метод добычи руды. Чтобы одним махом осчастливить все человечество. Противоречивое отношение у меня к нему, если честно.
  • Ефрем Поддуев - строитель. Это он задал центральный, на мой взгляд, вопрос, читая рассказ Льва Толстого: "Для чего человек живет?" И сам крепко задумался над ним, исследуя душу свою... Каждый в ответ говорит свое. Творчество, знания, любовь, благополучие общества...
  • Алексей Шулубин, пострадавший от лисенковщины, бывший биолог, теперешний библиотекарь сельхозтехникума.
  • Девочка желтоволосая, пришедшая на обследование, на дня два-три максимум, но и она прижилась, осталась на много-много дней, отдавшая самое женское и женственное...
  • Доктор, долгие годы проработавшая в этом корпусе, прекрасный, талантливейший диагност, а пришла беда и пошатнулась, потеряла уверенность, стала одной из тех, кого еще так недавно уверенно лечила.

    Тихонечко, не глубоко дышать, чтобы не взбаламутить, не поднять с донышка боль, не дать ей воли, а не то захлестнет, да так, что и захлебнуться ею недолго. Я письмо Олега к Веге читала в три захода, два раза бросала на полуслове... Это мои мысли, мое неверие, моя боль. Это я лишилась самого важного. Это я жила так долго одна, что просто не умею строить отношений. Так неловко, мучительно прозреваю. И еще, как обухом по голове - это мне необходимо, я тоже этого хочу, быть приглашенной на танец, который кружит мужчину и женщину с начала сотворения мира. И такая это мука - не знать движений, не чувствовать ритма... Одиночество вдвойне мучительно из-за осознания своего желания не быть одинокой.

    Нутро болит. Не знаю, как бы я пережила тот факт, что внутри меня сидит маленькая опухоль, запросто могущая убить? Как бы я смотрела на людей, на суету вокруг, на родных своих, на жизнь свою, как бы я встретила свою беду? О чем бы думала, что решала, как бы жила отпущенное мне время? Я с детства задумывалась, не могущая постичь никак: "Это я, я родилась, как это, что это?" А сейчас задумалась: "Как это меня не будет? Как я не буду видеть небо, солнце, дорогу перед собой, улыбки людей вокруг, смех детей? Как это, я не буду чувствовать тепло лучей, дуновение ветерка, согревающее тепло чая, стекающего по пищеводу? Как я не буду жить? Я ведь так люблю жить!". Не могу этого постигнуть. И не смогу, наверное, никогда.

    Эта повесть перевернула всю душу, вывернула меня наизнанку. Я увидела в ней себя - неприспособленную, одинокую, грешную, слабую, добрую, злую... как в зеркале.

  89

  988