Рецензия на книгу
The Goldfinch
Donna Tartt
aenyeluned7 января 2020 г.«Я твой, твой. Я был создан для тебя».
Было слишком — слишком большим — соблазном держать её в руках и ни разу не взглянуть. Я быстро вытряхнул картину наружу, и её свет тотчас же окутал меня, как будто музыкой, сокровенной сладостью, которая ощущалась только в глубочайшем, волнующем кровь ряду правильности — так сердце бьётся ровно и размеренно, когда ты рядом с любящим тебя человеком, который никогда тебе не причинит вреда.Я читала «Щегла» запоем. Проглотила за три дня, с перерывами на сон, еду и зимние праздники; читала утром, днём, вечером и ночью, не могла остановиться, благодарила всех несуществующих святых за то, что за книгу я решила взяться именно в выходные, что можно посвятить себя чтению полностью, уйти в другой мир с головой и особо не отрываться.
Количество эмоций, пережитых мною во время прочтения, не перечислить; я возмущалась, переживала, расстраивалась и радовалась, ужасалась количеству наркотиков, потребляемых детьми в повествовании, проплакала первую сотню страниц, когда ещё очень ощутимо было горькое послевкусие от смерти мамы Тео, не могла определиться, симпатизирую я Борису или, всё же, нет. «Щегол» что-то разбередил во мне, вне всяких сомнений стал ярчайшим началом года — текст лился, обволакивал, затягивал, и я поддавалась, читала, читала, просыпалась утром и бежала читать.
Мне кажется, я прочту абсолютно всё, что когда-нибудь напишет Донна Тартт, потому что текст её действует на меня как гипноз; я проваливаюсь, чувствую, воспринимаю, рассматриваю образы героев за её описаниями, слышу голоса, ощущаю запахи, цвета, чужие и незнакомые мне переживания. Язык Тартт похож на всё то искусство, которому отводится центральное место в её романах — он вечный, бессмертный, живёт отдельной жизнью, растекается по страницам, многослойный, витиеватый и абсолютно прекрасный. Что бы ни описывалось — нюансы антикварной работы, резьбы по дереву, посттравматические переживания, неразделённая, пронесённая через всю жизнь любовь, — это заберётся максимально глубоко, под сердце, слова будут жить у вас внутри, какие-то вы запомните благодаря выделенным цитатам и, возможно, они останутся с вами надолго (надолго или навсегда).
В романах Тартт (прочитано уже два) прослеживаются схожие элементы, волнующие её вещи, о которых говорят персонажи — Генри Винтер в «Тайной Истории», Хоби в «Щегле»; искусство ради сохранения бессмертия, преемственности поколений, уместности чужой смерти и силы эту смерть пережить, не отпуская. Ричард похож на Тео: у обоих груз на сердце, оба не слишком уверены в себе, мягки, чувствительны и податливы, небрежны в вопросах собственного здоровья, травмированы и легко впечатляемы. Это, тем не менее, не мешает получать удовольствие от прочтения — фабула в историях Тартт разная, прописанная одинаково прекрасным, удивительно певучим и громоздким языком.
Огромное количество вопросов, поставленных в тексте — извечные родители и дети, дружба и предательство, суицидальные мысли, смерть и невозможность умереть, будто по тропинке ведут нас сквозь весь огромный роман; так и Тео, баюкая собственную травму, препарируя её, отрешаясь и возвращаясь к ней заново, как к чему-то неизбежному, всегда присутствующему в его жизни без возможности избавиться навсегда, в финале всё же выходит к свету — и всё это благодаря крохотной птице, шедевру Карела Фабрициуса, воплотившему в себе сам свет и показавшему, что не всегда понятие света очевидно, не всегда путь к нему будет правильным, и не всегда в конце тебя будут ждать любовь и прощение.16867