Рецензия на книгу

• 

  Lara_Leonteva4 января 2020 г.

  Сила мечты Арриго Белли, миланца

  Странно читать отзывы людей, которым эта восхитительная книга показалась скучной, печальной и даже тяжелой. Впрочем, если исходить из сюжета и особенно его финала, наверное, она действительно грустная.

  И все же для меня это одна из самых великолепных книг о счастье. О том счастливом состоянии души, когда даже тюремное заключение становится поводом влюбиться. Впрочем, Фабрицио дель Донго вообще умел ценить жизнь. Если ему случалось жить в палаццо с протекающим потолком, он просто ставил над подушкой раскрытый зонтик в дождливые ночи. Мальчишка!..

  Наверное, прекрасная Джина Сансеверина во многом влюбилась именно в этот его дар, так неразрывно связанный с молодостью, с молодостью как свойством души, а не возраста.

  Гимном молодости эта книга и открывается, - счастливыми воспоминаниями о счастливой для французов итальянской кампании (в которой участвовал и сам Стендаль), об этой победоносной и веселой армии, самому взрослому человеку в которой было 26, и человеком этим был генерал Бонапарт, одерживавший тогда свои самые первые блестящие победы.

  "Пармская обитель" - безусловно, лучшая книга Стендаля, потому что - очень личная. Потому что Фабрицио дель Донго - это сам Анри Бейль (почему его так любят называть каким-то Фредериком? - вот загадка века!), каким он мечтал бы быть. Стендаль был заколдованным принцем. Внутри него жил молодой веселый красавец, которому все удавалось, который легко играл с жизнью и любовью, а снаружи от прекрасного итальянца Фабрицио были только глаза (но в них отражалась нестареющая душа).

  И, конечно, эта книга - подлинный гимн Италии, ее людям, ее женщинам, ее жизнелюбию и солнцу. Гимн любимой стране Стендаля. В книге есть забавный пассаж, в котором писатель начинает проводить запальчивые параллели между своим родным народом и своими любимыми итальянцами, все - в пользу последних, заканчивая это сравнение аргументом более чем серьезным: "И итальянцы не смеются над бедностью".

  Сам он, как известно, был влюблен в Италию так сильно, что мечтал стать итальянцем (желание, знакомое вообще-то многим), и даже на могиле своей завещал написать следующее: Arrigo Belli, milanese. Vissi, scrissi, amo (что означает: Арриго Белли, миланец. Жил, писал, любил). Написали ли? Скорее всего, нет...

  Стать миланцем Арриго Белли у него не вышло. Но у него получилось создать восхитительный портрет счастливой, веселой и доброй страны, играющий роскошными красками, такими яркими, что забываешь, что перед тобой - только текст, черные буквы на белой бумаге, а не пейзаж еще кого-нибудь из ушибленных Италией: Клода Лоррена, например, или Семирадского, или Сильвестра Щедрина, которые, попав в Италию, писали без конца это небо и это солнце, те небо и солнце, которые почти в любой другой части света покажутся слишком сказочными, выдуманными.

  Сила мечты - одна из самых недооцененных и мощных сил на свете. Когда эта сила одухотворяет собой книгу, когда на бумагу изливается непридуманная, глубоко личная страсть, любовь, приправленная горечью неразделенности, тогда рождаются великие книги. И "Пармская обитель", рожденная любовью и мечтой к стендалевской Земле Обетованной, - одна из таких книг.

  Впрочем, есть в этой книге одна часть, не согласующаяся ни с какими другими: описание кровавой неразберихи и нелепицы битвы при Ватерлоо. Это битва без подвигов, без романтики, это вообще даже не битва, а ее грязная окраина, но и на этой грязной окраине убивают и калечат.

  В этом отрывке Стендаля-поэта ненадолго победил Стендаль-фронтовик, и у него получилась реалистичная военная зарисовка такой силы, что даже Лев Толстой, которому Стендаля любить по всем параметрам было не положено, не смог не оценить мастерства своего врага и собрата. Толстой-фронтовик тоже победил - победил Толстого-патриота и апологета степенного реализма.

  Так два солдата из враждующих армий, которым только время помешало встретиться на поле боя, совершенно неожиданным образом нашли точку соприкосновения: оба они были мужчины, оба бывали на войне, оба знали, что это такое. И по старинной рыцарской традиции один отдал другому дань уважения. Не знаю, кого как, а меня этот момент чем-то глубоко трогает.

  (Разумеется, остальные главы "Пармской обители" Толстой не любил).

  Этот роман может сколько угодно заканчиваться плохо. В конце концов, если бы он еще и заканчивался хорошо, возможно, вместо великой книги у нас была бы восточная сладость. Стендаль, урожденный Анри Бейль, был человеком с утонченным вкусом и не мог этого допустить. Он опустил на созданный им праздник жизни вуаль печали, как бы прощаясь с мечтой стать когда-нибудь Фабрицио и самому пережить все веселые и опасные приключения, которые он придумывал для других. Но мне от этого книга кажется только еще дороже, еще пронзительнее, еще лучше.

  Так бывает иными летними южными вечерами, когда в воздухе разлита такая невыносимая нега, что сладость ее доходит почти до горечи, которую невозможно объяснить.

  Так бывает вечерами в Италии.

  10

  1,1K