Рецензия на книгу
Идиот
Фёдор Достоевский
rvanaya_tucha24 октября 2011 г.– Привет. Как дела?
– Читаю Достоевского.Первый раз я пишу здесь сразу, без черновиков и предварительных заметок. Потому что я не знаю, что писать; потому что мне бы больше хотелось написать откровенный пост с закрытыми комментариями, чем рецензию; потому что Достоевский такой достоевский.
Есть мнение, что двадцать лет – самый страшный девичий возраст, то есть самый беспокойный, самый мучительный, самый психологически сложный, самый эмоционально непредсказуемый. Может быть, у меня и моих девочек пока всё сходится. Кроме того, я же такая фаталистка – у меня очень чёткое ощущение, что не зря я прошлой осенью ничего фактически этого не читала, не зря отчислилась зимой, не зря всё это свалилось на меня сейчас, поглотило, проглотило. Проглотило, и я сижу где-то в темноте, оглядываюсь, пахнет поздней осенью и холодом.Я начинала читать «Идиота» год назад, но в конце первой части почему-то бросила, точнее, мне как-то стало не до этого, я и хотела дочитать, но у меня не было в этом необходимости. А неделю назад, в прошлый понедельник, я окончательно заболела, лежала бездыханным телом, и тогда открыла его и прочитала за три дня; мне оставалось каких-то сто страниц, развязка, но я уже вроде как выздоровела и дочитала их только сегодня (после вчера), наплевав на дела и на другие дела тоже. Достоевского нужно читать целиком, за несколько дней, не отвлекаясь на окружающий мир, не подпуская к себе никого и ничего, нужно читать в одиночку. Отчасти потому, что иначе какой же это Достоевский, отчасти потому, что с ним надо чистым быть, целым, и надо быть искренним с собой и с автором, ничего не бояться, а это почти невозможно, не когда один. (Кто знает, может быть, писатели – единственные люди, в диалоге с которыми мы можем быть по-настоящему честными и искренними, быть именно самими собой?)
И когда я еще заговорю с кем-нибудь о Достоевском, может быть, в четверг, может, через год, через десять, не знаю. Потому что Достоевский – как тот алмаз, неограненный, но самый для тебя прекрасный и красивый, твой, и ты его бережешь, как ока зеницу, ведь если его кому-то, одному кому показать хоть кончиком, – сразу залапают, сразу будут трогать и глазеть со всех сторон, сразу будут на руке взвешивать и оценки спрашивать, на зуб попробуют, в грязи поваляют липкими пальцами, а потом кинут обратно. И сиди, плачь над ним. Достоевский – как твоя душа, которую ты приоткроешь только, а её настежь растянут, разинут за тебя, сунутся туда осмотреться, да и плюнут с досады, что ничего нет потешного. И стой, смотри им вслед ошарашенно, бессильно закрывая руками разорённые внутренности.
У меня не получается думать о гениальности его романов, о высказанных им пророчествах; или о каком-то высшем смысле, замысле, скрытом в каждом произведении; или о мистической сущности пятикнижия. Может быть, в этом и есть что-то, но у меня на это ни желания, ни сил не хватает. Потому что я когда читаю его, у меня внутри трепыхается что-то, я по-другому окружающий мир начинаю чувствовать, и именно поэтому возникает ощущение сакральности, связанное с его текстами. Они меня изнутри непременно ломают, но как-то так постепенно, страница за страницей, – и безоговорочно.
Я не хочу, чтобы кто-то говорил мне о том, что правильно или неправильно я чувствую, что хорошо или плохо я говорю и пишу об этом; мне неважно чужое мнение, тут я и сама справлюсь, спасибо, не лапайте. Но мне необходимо сказать, рассказать, что это для меня, высказать, и я на крошечку показываю пару граней, смотрите, – моё сокровище.
765