Рецензия на книгу

• 

  Аноним31 октября 2019 г.

  Массовое убийство в школе «Колумбайн» — спланированное нападение двух учеников старших классов школы «Колумбайн», Эрика Харриса и Дилана Клиболда на остальных учеников и персонал этой школы, совершённое 20 апреля 1999 года с применением стрелкового оружия и самодельных взрывных устройств. Нападавшие убили 13 человек (12 учеников и одного учителя) и ранили ещё 23 человека. После этого нападавшие застрелились сами.

  Слыша о стрельбе в школе, я в первую очередь думаю о травле и подростках над которыми издевались годами. Стрельба в школе ассоциируется с местью агрессорам, но Колумбайн показывает иную сторону. И если затравленного подростка можно понять (не оправдать, но всё-таки), то произошедшее здесь не сразу укладывается в голове. Как могли, два благополучных подростка, вот так взять и расправиться со своими сверстниками? Как они могли однажды принять решение устроить кровавую бойню в школе, взвешенное и обдуманное решение, а не порыв в состоянии аффекта?
  

  
  Те, кто интересуется бойней в «Колумбайн», делятся на разные категории. Некоторые просто хотят лучше понять трагедию. Но многие девочки и девушки романтизируют убийц, помещая в своих аккаунтах откровенные эротические рассказы и изображения с их участием. Их в основном притягивает Дилан – печальный потерянный юноша, горящий затаенным гневом. Но почти все фанаты «Колумбайн» верят сценарию, гласящему, что угнетенные отомстили угнетателям. Большинство из них во всем винят жертв.

  Так кем же на самом деле были Эрик Харрис и Дилан Клиболд, и почему они совершили то, что совершили? На эти, и не только, вопросы Дейв Каллен ищет ответы в своей книге. 10 лет он изучал это дело, разговаривал с очевидцами, пострадавшими и экспертами в разных областях, что бы собрать полную картину происходившего. И она неутешительна. Это был акт чистой жестокости, уничтожение ради уничтожения: «Когда взорвутся первые бомбы, атакуй, получай удовольствие!»

  Каллен не только очень подробно описывает хронику событий которая привела к стрельбе, но так же он рассказывает историю выживших, и делает это с уважением и вниманием к ним. В этой книге они не просто трагические жертвы, а люди, которые пережили страшное, но смогли продолжить жить. Так же в книге много места уделяется тем последствиям, которые вызвала стрельба. Резонанс в обществе, внимание СМИ и их влияние на участников событий и расследование, работа правоохранительных органов, реакция религиозного сообщества.
  На мой взгляд книга написана очень хорошо, в ней есть система (несмотря на нелинейное повествование) и логика художественной композиции, а всё что касается психологических и психиатрических аспектов подается очень точно и в достаточной мере. Но главное тон самой книги, в нем чувствуется сострадание к пострадавшим, а так же восхищение их силой духа.
  

  
  «Выстрелы – это событие, которое произошло. Но не они сделали меня тем, кто я есть. Не они определили ход моей последующей жизни»

  Хотелось бы отметить, что эта книга не о жестокости, точнее не только о ней. Она о том, как люди справляются с болью и горем, с потерей и несправедливостью. А ещё о принятии и прощении. Да, она сбивает с ног своей эмоциональностью и откровенностью, вселяет ужас и страх за близких, но вместе с тем дает надежду, что не смотря ни на что, большинство людей остаются людьми, даже в таких обстоятельствах.
  

  
  Конни (дочь убитого учителя) отреагировала на то, что сделали Эрик и Дилан, получением докторской степени в области психологии и работой с преступниками, совершившими свои деяния с применением насилия. Это требует необычайного сопереживания по отношению к «врагу». Но только так можно до них достучаться.

  
  

  Потом, в Клемент-Парке, когда они снова сбились в стайки, мне пришла в голову мысль. Я заговорил с группой мальчиков и, кивнув в сторону других детей, заметил, что они, похоже, не плачут. И этого хватило, чтобы их прорвало. Они наперебой начали рассказывать, как и когда слезы вдруг иссякли, словно кто-то выключил кран. Весь день я выслушивал один и тот же рассказ – сроки и ситуации менялись, но одно оставалось неизменным: без какого-либо внешнего раздражителя, без предупреждения, без объяснений, просто бах, и все эмоции отключились. Это привело их в ужас. Некоторые пытались плакать; одна девушка сказала, что чувствует себя так, словно ее личность отделилась от нее, как будто куда-то улетела из тела и парит в воздухе где-то далеко – и как ее вернуть? Вот-вот! – закричали друзья. Именно так они себя чувствуют.

  Они испытывали облегчение от того, что могут признаться в этом кому-то взрослому. Они надеялись, что я смогу все объяснить. Это нормально? Как долго это продлится? Они задавали мне те самые вопросы, которые хотел задать им я. И еще одно, о чем они наверняка думали, но страшились произнести вслух: станет ли им лучше? Чувства, конечно же, к ним вернутся, но не станет ли нанесенный ущерб необратимым? Слава богу, что они так и не спросили этого.

  В то утро фокус моего внимания переместился с погибших на живых. Я все еще не до конца усвоил, что это значит – пятнадцать смертей, тринадцать убитых и двое убийц. Мне стало их ужасно жаль, кем бы они ни были, но их уже невозможно спасти. А передо мной находились две тысячи детей, и им, к счастью, еще можно было помочь.

  Люди часто спрашивают, что заставило меня потратить на трагедию «Колумбайн» более десяти лет. Причина заключается в том дне и тех подростках. Тогда я не рассматривал это как материал для книги, но знал, что останусь с этими людьми надолго. В конечном итоге мною двигал поиск ответов на два вопроса. Один был – почему? Он сводил с ума. Но вопрос, который заставил действовать и поддерживал меня столько времени, был другим: что станет с этими двумя тысячами подростков?

  22

  725