Рецензия на книгу
Шагреневая кожа
Оноре де Бальзак
Аноним1 октября 2019 г.«Страшное дело! Вечно борясь с самим собой, теряя надежды перед лицом нагрянувших бед и спасаясь от бед надеждами на будущее, человек во всех своих поступках проявляет свойственные ему непоследовательность и слабость. Здесь, на земле, ничто не осуществляется полностью, кроме несчастья».
Когда речь идёт о такой масштабной личности, человеке широкой души, коим несомненно являлся автор «Шагреневой кожи, при всём желании, не получается быть беспристрастной. Бальзак весьма щедр на детали, рассуждения и описания, которые временами могут показаться изнурительно-утомительными, навевать сон… Лапидарность не является сильной стороной автора, но меня это нисколько не смутило (витиеватое словоблудие – наше всё).
Оноре изумителен: убедителен, мудр, лукав, ироничен. Времена и нравы описаны во всей красе. Метафоричность слога выше всяческих похвал. "Шагреневая кожа" - настоящий кладезь для цитатоманьяка:)
Подобно тем клячам, на которых уже не действуют удары бича, он не вздрогнул бы ни при каких обстоятельствах, он оставался бесчувственным к глухим стонам проигравшихся, к их немым проклятиям, к их отупелым взглядам. То было воплощение игры. Если бы молодой человек пригляделся к этому унылому церберу, быть может, он подумал бы: «Ничего, кроме колоды карт, нет в его сердце!»
…мы провозгласим тебя королем вольнодумцев, которые ничего не боятся и прозорливо угадывают намерения Австрии, Англии или России прежде, чем Россия, Англия или Австрия возымеют какие бы то ни было намерения!
Послушай, — сказал он, — как все молодые люди, я тоже когда-то думал о самоубийстве. Кто из нас к тридцати годам не убивал себя два-три раза? Однако я ничего лучше не нашел, как изнурить себя в наслаждениях. Погрузившись в глубочайший разгул, ты убьешь свою страсть… или самого себя. Невоздержанность, милый мой, — царица всех смертей. Разве не от нее исходит апоплексический удар? Апоплексия — это пистолетный выстрел без промаха. Оргии даруют нам все физические наслаждения: разве это не тот же опиум, только в мелкой монете? Принуждая нас пить сверх меры, кутеж вызывает нас на смертный бой. Разве бочка мальвазии герцога Кларенса не вкуснее, чем ил на дне Сены? И всякий раз, когда мы честно валимся под стол, не легкий ли это обморок от угара? А если нас подбирает патруль и мы вытягиваемся на холодных нарах в кордегардии, то разве тут не все удовольствия морга, минус вспученный, вздутый, синий, зеленый живот, плюс сознание кризиса? Ах, — продолжал он, — это длительное самоубийство не то, что смерть обанкротившегося бакалейщика! Лавочники опозорили реку, — они бросаются в воду, чтобы растрогать своих кредиторов. На твоем месте я постарался бы умереть изящно. Если хочешь создать новый вид смерти, сражайся на поединке с жизнью так, как я тебе говорил, — я буду твоим секундантом.
— Слушайте, господа!.. СПОСОБ УБИТЬ СВОЕГО ДЯДЮШКУ. тcc! (Слушайте, слушайте!) Возьмите сначала дядюшку, толстого и жирного, по крайней мере семидесятилетнего, — это лучший сорт дядюшек. (Всеобщее оживление.) Накормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки… — Ну, у меня дядя длинный, сухопарый, скупой и воздержный. — О, такие дядюшки — чудовища, злоупотребляющие долголетием! — И вот, — продолжал господин, выступивший с речью о дядюшке, — в то время как он будет предаваться пищеварению, объявите ему о несостоятельности его банкира. — А если выдержит? — Дайте ему хорошенькую девочку! — А если он?.. — сказал другой, делая отрицательный знак. — Тогда это не дядюшка… Дядюшка — это по существу своему живчик.
У каждой женщины найдется любовник, о котором можно поплакать, только не все имели счастье, как ты, потерять его на эшафоте. Ах, гораздо лучше знать, что мой любовник лежит в могиле на Кламарском кладбище, чем в постели соперницы
Ну, разве это не восхитительно? Вопрос риторический:)
Теперь по существу.
Первая часть произведения пришлась по душе гораздо больше. Главы, посвященные «песни торжествующей любви» с Полиной, показались чрезмерно экзальтированными, а переходы между эпизодами недостаточно плавными и последовательными. Не могла отделаться от ощущения, что первую половину книги Бальзак писал неспешно, наслаждаясь процессом, смакуя каждую строчку, а потом опамятовался – и понеслось… Нервно, немного скомкано, словно впопыхах, как будто торопясь закончить роман и сдать рукопись в срок.Наиболее яркими и запоминающимися показались сцены:
- оргии у Тайефера;
- тайного наблюдения Рафаэлем за Теодорой в её опочивальне (казалось вот-вот вылетит птичка, как в мемах про невесту, справляющую малую нужду стоя, с поднятым стульчаком);
- опытов учёных мужей в попытках деформировать кожу онагра.
Стиль жизни повесы Растиньяка – характерная особенность тех времен. Эта своеобразная «жизнь взаймы», на вексель (платить портному – вздор и глупость) перекликается в моём сознании с образом Стивы Облонского из «Анны Карениной», несмотря на то, что разница между этими романами 40 лет.
В «Шагреневой коже» автор ставит перед читателем свой главный вопрос: какой же образ существования предпочесть? Выбрать жизнь короткую, но яркую, словно праздничный фейерверк, проходящую в оргиях по принципу: «Лучше умереть от наслаждения, чем от болезни», который исповедовали Акилина и Евфрасия? Или же придерживаться стратегии старика (до ослепления страстью к танцовщице): «желание, или хотение, во мне мертво, убито мыслью; действие или могущество свелось к удовлетворению требований моего организма.Коротко говоря, я сосредоточил свою жизнь не в сердце, которое может быть разбито, не в ощущениях, которые притупляются, но в мозгу, который не изнашивается и переживает всё»?
Каждому из нас предстоит ответить на него самостоятельно.
40684