Рецензия на книгу

• 

  Аноним1 сентября 2019 г.

  «Писатель пишет так, как пишет, потому что он таков, каков есть. А стал он таким, потому что живет так, как живет»

  Я провела прошлое воскресенье в обществе одного из любимейших англичан — писателя Алана А. Милна. Любимее только Джейн Остин, но Алан тоже был её поклонником, поэтому не расстроился бы. А я расстроена, что у него по сравнению со мной есть преимущество — английский язык ему родной.
  Характерной чертой Милна можно назвать то, что он и сам вёл жизнь благополучную, и своих героев страдать не заставлял. Милн признавался, что благополучие часто вменяли ему в вину, мол, стал бы ты тем, кем являешься, если бы тебе не повезло в жизни? Он был с винителями солидарен, но я думаю иначе. Жизнь в хороших условиях — без серьёзных потрясений и предательств, в лоне любящей семьи, со стабильным доходом, без болезней и пр. — сама по себе является испытанием для писателя. И я считаю большим достижением, что Милн не превратился в поверхностного и скучного ханжу. У него прекрасный стиль (никакой перевод не в силах испортить его), Милн образован, умён и умеет быть смешным. А что до мягкости по отношению к персонажам, которых Милн не заставляет страдать, — оно и к лучшему. Иначе кто научит нас, как быть счастливыми? Всем этим писателям, создающим глубокие, драматичные и прекрасные книги, порой остро не хватает умения радоваться жизни.

  Эту книгу было невероятно приятно слушать. Она обволакивала душу уютным одеялком слов и не позволяла ей страдать (хотя неделька выдалась ещё та). Возможно, тепло и позитив этой книги (и всех предыдущих) связаны с тем, какое у Милна было детство? В «Слишком поздно» оно занимает значительную, если не сказать огромную часть. Сделано это с умыслом:
  

  
  Читая биографии известных людей, я не раз замечал, что первая половина всегда интереснее. Наблюдать за превращением младенца с пальцем во рту в молодого политика с кукишем в кармане куда увлекательнее, чем следить, как из прожженного интригана вырастает вальяжный член кабинета министров. Такой поворот предсказуем, как предсказуемо то, что композитор, написавший одну оперу, скорее всего, напишет и другие, и его слава (что менее предсказуемо, но ничуть не удивительно) будет расти. <…> Нас занимает другое: что привело человека к сочинению опер.

  Разве может быть неинтересно, когда взрослый и состоявшийся писатель с отличным чувством юмора рассказывает о том, как был маленьким мальчиком? И если это детство — лучшее, о котором может мечтать мальчишка? Во всяком случае, я лучшего не читала и с трудом могу представить. Его безусловное счастье приправлено фирменной милновской иронией. Поэтому кажется, что даже в 56 лет Милн остаётся всё таким же ребёнком.
  Тут могут поднять голову те, кто любят «Винни-Пуха» или считают Милна автором одной-единственной книги. Мол, а уж не слишком ли детскими получатся мемуары, автор которых так и не повзрослел? Разумеется, нет, однако если ты терпеть не можешь детей — придётся страдать. Если же детство и дети не вызывают отторжения, Милн может стать тебе прекрасным воображаемым другом.

  К слову о тонкостях ментального возраста. До этого я прочитала «Влюблённых в Лондоне», написанную Милном в 23 года. Не знай я, когда было дело, почитала бы, что повесть написал безусый *(почти безусый) молодой человек не больше 20 лет от роду, а скорее много младше — столько в главном герое было непосредственности. «Слишком поздно» написано практически в том же самом духе, практически тем же самым языком, но его автору я ни за что не дала бы меньше 40 лет (а в особо коварных моментах и все 70). Ни стиль, ни атмосфера, ни чувство юмора не изменились, но стал другим взгляд на жизнь (хотя в более раннем произведении он не выражен напрямую), появился оттягивающий руку жизненный багаж, понимание людей отточилось и стало пронзительнее. Я упоминаю об этом, потому что считаю редкостью такой вариант развития писателя. Многие из них совершенствуют стиль, меняют вкусы, находя новые темы и навсегда забывая о старых, но при этом глубоко внутри остаются одинаковыми. И первое произведение можно отличить от последнего только по качеству текста. А Милн не только сберёг внутреннего ребёнка, не только остался верен своему стилю, но и умудрился стать более умным, глубоким, понимающим. То, что Милна 56-летнего ни за что не перепутаешь с Милном 23-летним, говорит в пользу его искренности. И это ещё одна причина любить его.

  Но самая главная причина — его пьесы. Сам Милн считал себя в первую очередь драматургом. И я с ним полностью согласна. Когда слышишь о ком-то, кого не читал, сразу вспоминаешь его самое известное произведение, в соответствии с которым и навешиваешь на автора ярлычок. Так случилось с Милном, так же было с Конан-Дойлом и многими другими. Авторы иногда проигрывают своим произведениям. Но стоит немного задуматься, чтобы понять, что для писателя определяющим является не слава, не наибольшее число произведений в одном жанре и даже не его собственное мнение о себе, — писателя определяет то, в каком стиле или жанре он лучше всего раскрывает свой талант. Что бы там себе ни думал Конан-Дойл, детективы ему по-настоящему удавались. А вот с Милном вышло иначе: он словно был рождён для драматургии, весь его разум — особенно под конец жизни, — был заточен под написание пьес. И в данном случае его мнение о себе совпадает с реальностью. Это становится ясно в той части, где Милн рассказывает, как писать пьесы. Причём, делает он это настолько живо и ярко, что даже мне захотелось попробовать силы в драматургии.
  (Кроме того, из всего этого следует неявный вывод, что надо прочитать всю библиографию автора, чтобы закрепить за ним в памяти правильный тег. С Милном я так и вышло: пьесы — это лучшее, что я у него читала).

  Огромным достоинством аудиокниги можно назвать того, кто её читает, — Сергея Дадыко. И хотя нет никакой возможности проверить, я всё равно убеждена, что никто лучше него не смог бы прочитать эту книгу: он будто всегда готов был испустить смешок сарказма. Во всяком случае, своеобразный милновский юмор он озвучивал идеально. Идеальный темп, идеальная интонация, соответствующая характеру игра голосом, — только Дадыко мог озвучить Милна так, что я всё время покатывалась со смеху. Уверена, Милн получил море удовольствия, пока писал мемуары, а Дадыко — не меньше, пока читал. Я тоже отлично провела с ними время. И вот теперь подытоживающий вопрос: много ли вы знаете автобиографичных книг, производящих подобное впечатление? Я — ни одной, до прошлого воскресенья.

  34

  505