Рецензия на книгу
A Tale for the Time Being
Ruth L. Ozeki
Аноним20 августа 2019 г.В один из 6 400 099 980 моментов
Сижу я у литературного океана, то и дело на берег выносит всякое: настоящие сокровища, забавные находки и хлам. Вдруг в коробочке с китчевой кошечкой, в непромокаемом пакете течение доставляет мне дневник японской девочки. Это «временное существо», её жизнь близится к концу. Сперва меня чуть не оттолкнуло панибратское, на грани хамства обращение шестнадцатилетней Нао лично ко мне. К счастью, я очень скоро поняла, что никакое это не отсутствие уважения к потенциальному читателю-другу. Нет, это крик о помощи в момент смертельной угрозы. Когда нужно забыть об этикете, чтобы выжить. Тон, кстати, меняется по мере того, как мы лучше узнаём друг друга.
Семейная трагедия, школьное злодейство, призраки лётчиков-самоубийц и нелепое отражение в зеркале обступили героиню так тесно, что не вздохнуть. А бабушка, буддистская монахиня, там, высоко в храме на скале, которую то и гляди землетрясение обрушит в море, хоть и светит ярко, но её звезда слишком редко является на небосклоне, она слишком далека, чтобы направлять к ней всё время свои паруса. Словом, я на своём берегу болела за Нао изо всех сил. Посылала ей собственную «супапаву» (так она зовёт superpower) в виде сострадания, не отпуская книжки, пока не дочитала до конца. А потом, с облегчением, до другого конца. Кажется, мне удалось спасти подружку. Или это заслуга Рут? А может, отца Нао? Её собственный подвиг?
Яркий, ни на что не похожий текст. Беспощадная история, заставляющая злиться, что этот мир делали не по моим чертежам.
Точнее, пять историй, вложенных одна в другую, как матрёшки. Причём черты лица меньших проступают на широких физиономиях крупных. Мистика, да, кстати, присутствует, но ненавязчиво, как гоголевкая тень от брошенной свитки, в которой молодухе мерещится чёрт.
Письма Харуки, ставшего лётчиком-камикадзе по принуждению, хранит его мать, 103-летняя монахиня, о которой хочет рассказать Нао, её внучка, хотя повествует больше о себе, и волна выносит её дневник в руки Рут, писательницы, которая ищет Нао в интернете, но удивительным образом не находит. Поначалу непонятно было, почему. Все ведь сегодня онлайн. Тот, кто нет, — мёртв. Или?
Кажется, это тот случай, когда спойлеры действительно повредят силе сопереживания. Поэтому вкратце о том, что мне больше всего понравилось.
Золото:
«Первое, чему они учили нас, — как убивать себя. Может, ты думаешь, это странно? Мы были солдатами, но прежде чем показать нам, как убивать врага, они учили нас убивать себя»(Речь о камикадзе: прежде всего им показывали, как приставляют ружьё снизу к подбородку, чтобы застрелиться наверняка).
Серебро:
«Мне кажется, что стыд и совесть отличаются друг от друга. Говорят, у нас, японцев, культура стыда, так, может, совесть — это то, что у нас получается не так уж хорошо? Стыд приходит извне, но совесть должна быть естественным чувством, которое исходит из глубины индивидуальной личности. Говорят, мы, японцы, так долго жили при феодальной системе, что, возможно, у нас так и не развилась индивидуальность, как у людей Запада. Может, нельзя иметь совесть, не имея индивидуальности. Я не знаю. Поэтому и беспокоюсь».(Тут надо сделать объяснение. Мой брат, программист в Сиднее, дружил много лет и сотрудничал с японцем, детей посылали туда-сюда в гости на каникулы, сами то и дело летали. Пока братик что-то не сказал о вторжении 1931 года в Манчжурию. Товарищ из Японии мгновенно оборвал контакт и больше ни одним словом со своим бывшим другом не премолвился. И семья его. Вот так).
Третье место поделили: кот Нао и Рут (мне почему-то кажется, что он у них в чём-то общий), последнее решение Харуко-смертника, последнее слово бабушки Дзико, рыба в животе, этакий спиритуальный тунец, и японские фразы, которые я, конечно, выучила, как в своё время и испанские, подаренные Хемингуэем.
Некоторый диссонанс испытывала в мелочах. Например, отрезанные ноги, выброшенные на берег, вещь, которую упомянули вскользь и больше к ней не возвращаются. Разве можно так с человеческими ногами?.. И самая последняя страница дневника Нао показалась натужно-оптимистичной. Как будто отличное мороженое зачем-то присыпали сверху карамельной крошкой. И так ясно, что худшее не случилось. Ещё бы в Гарвард приняли девочку. Впрочем, всё это несерьёзно. Великолепная мудрая книга, я многое узнала о совершенно невообразимой «личной», «интимной» Японии, если так позволено сказать. И даже кое-что о собственной дочери, она сейчас именно возраста Нао.
Кстати, уже два классных писателя подряд посоветовали мне медитировать (первым был Харари). И рада бы, да времени жаль. Океан так велик, столько всего ждёт, чтобы его я его прочитала!
Вот такое ощущение от этой книги сейчас, в этот момент. Интересно, как я буду думать о ней завтра? Наверное, завтра буду вспоминать какую-то другую Нао, другого кота, другую войну.
— Не то же самое, — сказала бы старая Дзико, — но это и не разные вещи.23826