Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Pnin

Vladimir Nabokov

  • Аватар пользователя
    Аноним27 июня 2019 г.

    Пниниада в Американской Руси

    И вот эта странная, мало на что похожая книга запала мне в душу с первых же глав. Хотя нет, сравнить её можно — со «Стоунером», пусть тот и написан восьмью годами позднее (а ещё краешком с «Мятежными ангелами», но там другой мир — Канада). Подобное к подобному: жизнь, страсть, любовь и злоключения преподавателя-филолога из американского университета. Но и только, ведь различий намного больше. В Стоунере чувствуется отчаяние цвета красной глины, а вот Пнин — это насмешка от светлой любви. И, главное, пнинская атмосфера и настроение — они неповторимы. Во всяком случае, я такого не встречала. Да и как бы я могла? Это мой первый роман с Набоковым.
    В «Пнине» ощущается иронично-тёплая привязанность автора к собственному персонажу. Впрочем, персонажу ли? Существовал ли исходный, оригинальный Пнин? И сколько его двойников, точнее, пниников можно насобирать по университетам Америки? Однако для нас в масштабах мировой истории и литературы не столь важно, срисовывал ли автор Пнина с реального «Пнина» или же собственноручно собирал его образ по буковкам. Вот «п», вот «н», а вон там ещё одна... Потому что и в том, и, тем более, в другом случае, пнин собирателен. Это образ человека ненужной профессии родом из страны, которой не стало. Это образ чужака, заводящего друзей благодаря происхождению. Это образ эмигранта, оказавшегося за преподавательской кафедрой в своей стихии, хотя, к несчастью, без достойных студентов. Но особенно — это образ русского человека в чужом краю. Даже пнинский вид, говоря набоковскими словами, прекрасно резюмировал «внешний облик старомодной интеллигентской России». В какой-то мере он один вмещал в себя воспоминания и чувства всей русской эмиграции. Набоков словно бы одновременно иронизировал и ностальгировал по ней (и по нему). Да, описание сотен нелепиц призвано охарактеризовать одного конкретного Пнина, но рисует почему-то и портрет России, по/затерявшейся на чужбине.
    Особенно сильно Американская Русь бросается в глаза, когда Пнин приезжает на лето к своим друзьям в Кукову усадьбу. Помимо того, что устроена она весьма по-русски, жизнь гостей тоже налажена в русском духе: посиделки в тенистых беседках, купание в речке, чаёвничание, разговоры о русской литературе и истории, известные русские кушанья, игра в городки, маскирующаяся под игру в крокет, и т.д. Как говорится, можно покинуть Русь, но нельзя вытравить Русь из себя. Жизнь в усадьбе — яркая тому иллюстрация. В остальном тексте также чувствуется взгляд учёного, наблюдающего за тем, как одна культура привносится в другую.
    Раз уж речь зашла о наблюдателе, то стоит отметить, как бесстыдно автор делает себя частью сюжета. Забавно читать, как персонажи обсуждают своего общего знакомца, Владимира Владимировича, любителя бабочек, или как Пнин его по глубоко личным причинам ненавидит. Автор эти причины может понять, но всё равно привязан к Пнину. А я могу понять автора: к Пнину привязываешься (пнинизируешься) почти против воли, потому что он не эгоистичен, не подл, не отвратителен, — всего лишь безобидно добр и нелеп, и это вызывает умиление. Ну и пусть его доброту не раз обманывали, ну и пусть он постоянно вызывает насмешки. Пнин нравится мне как человек, зело яро любящий язык и литературу своей страны, активный и редко унывающий, дружелюбный и мягкий.
    Пнинов сюжет не охватывает всю пнинову жизнь от рождения и до смерти. Даже не упоминает о причинах пнимиграции. Время действия затрагивает только те пнинические годы, в которые этот маленький лысый человечек с тоненькими ножками и мощным торсом шаг за шагом, поступок за поступком, нелепица за нелепицей становился Тем Самым, Легендарным Пниным. Поэтому-то в сюжете романа нет особенных событий, только типниничные пнитипичные типо-пниновские типичные пниновские затруднения да описания видов, на которые автор нерадиво отвлекается. Однако у читателя на глазах творится легенда. Второстепенные герои передают из уст в уста злоключения Пнина, и в лучших русских традициях каждый сказитель добавляет что-то от себя. Пнин обрастает слухами, шутками, прибаутками, мифами и становится Пниным. В последней части автор в основном повествует от первого лица: делится пнинизированными воспоминаниями, раскрывает некоторые тайны пнинической судьбы, известные ему не понаслышке, заканчивает легенду о пнине словами очевидца. Роман «смолкает» сразу же, как Пнин исчезает с очей рассказчика. Его «тридцатилетнее безприютство» продолжается, но читателю об этом больше ничего не узнать. А нам — депнинизированным читателям, знакомым и друзьям — остаётся только пересказывать друг другу эту Легенду.
    27
    877