Рецензия на книгу

• 

  Аноним13 июня 2019 г.

  Рассудочная болтовня

  Все его изыскания в области секса, религии и социологии (магистральные абстракции, хлеб насущный для рассудочной болтовни) - лишь ширма, за ней же - только и всего - человек, нестерпимо страдающий оттого, что в мире нет места нежности.

  Хитрюга Даррелл поместил эту фразу в конец романа. Знала бы я раньше, со спокойной душой пропускала бы мимо ушей всю эту "рассудочную болтовню", коей в первой книге тетралогии с избытком.
  В романе 4 части. Всё важное и порядком меня взбесившее в первой части, остальные же для объёма и логики завершённости. По крупным намёкам из первой части при желании можно сконструировать дальнейшее.
  Повествование ведётся от лица безымянного рассказчика, никудышного учителя, нытика и пренесчастнейшего человека. После всех событий он сбежал на греческий или турецкий остров.
  Сюжет крутится вокруг непревзойдённой, прекраснейшей и пренесчастнейшей, сильной женщины с мужским умом - вокруг Жюстин, жены богатого банкира и любовницы несметного числа восхищающихся ею мужчин. Только гомосексуалист Бальтазар да старая пиратская развалина Скоби на неё не претендуют. Весь роман поклонники вьются вокруг Жюстин, толком не объясняя, в чём же конкретном проявилась её прекрасная душа. Видимо, её мужской ум проявляется в курении и сидении ногу на ногу на оградах и обломках колонн. О, да, ещё Жюстин знает слово демиург. Рассказчик, вы серьёзно? В арабской стране первой половины 20 века женщине... сидеть... на обломке колонны... в юбке... Похоже, он больше ножками восхищается, а не умом. Другая пассия рассказчика - больная туберкулёзом проститутка Мелисса - голой сидит на туалетном столике.
  Жюстин "стоит на грани между женщиной и богиней". Вообще, она "не женщина, а воплощение женщины", которой прощаются измены и непрочные привязанности к мужьям.
  Автор предупреждает, что в тетралогии реален лишь город. То-то и заметно. Представьте сцену. Телефонный звонок, случайно или преднамеренно муж и любовник его жены, то есть рассказчик, оказываются в одном месте. Им сообщают о местонахождении Жюстин. Муж на автомобиле через городскую толчею мчится в детский бордель, чтобы увидеть там слёзки своей жены, замахивающейся на французского моряка. Ку-ку! Перед вами убитый ребёнок, а вы на свет любуетесь, на нимбы над участниками сцены. Виновный не арестовывается, притон не разгоняется, но надо же увезти домой родные слёзки! За сколько же времени всё произошло, пока он доехал по шумному городу со скоростью автомобиля 30-х годов?
  Рассказчик не лучше. Мелисса болеет. Когда она заходится кашлем, о нет, он не вызывает врача, а бежит в тишину британской библиотеки. И это лишь отрывочные, более или менее цельные сцены реальной жизни героев, а не их охов-вздохов друг о друге и отвлеченных рассуждений. Промолчу про "чёрных варваров без проблеска мысли" - арабов и женщин, которые умны лишь цитатами литераторов да мыслителей.
  Странное дело, слушаю параллельно с текстом книги и её начитку в аудио с журнальной версии 1993 года. Такое ощущение, что в аудиокниге текста больше. Не раз перепроверяла, перевод один, но обычным текстом целые куски пропускаю, на что-то внимания не обращаю.
  Следующие части тетралогии будут от лица эрудированного врача-венеролога Бальтазара, ещё невидимого дипломата Маунтолива, язвительной и прямолинейной Клеа. Свой взгляд на события любовного многоугольника хочется узнать именно от независимой художницы. Она не восторгалась Жюстин, хоть и была с ней связана давней влюблённостью. Единственная не ценила ум Жюстин и заметила, как сдулась "заурядная еврейка" после устранения источника её больной фантазии.
  Многословный и путаный рассказ учителя мне по душе не пришёлся. Рассказчик писал отрывочно, через звёздочки, мысли вперемешку могли и располагаться в другом порядке. Временной привязки нет, а погоду в Александрии не разберёшь. Города одновременно много и мало. Есть меткие картинки ловящих последние солнечные лучи голубей, смерти покорного верблюда, призыва на молитву, но не чувствуется Александрия как многонациональный и многоконфессиональный город. Своей речью выделяется лишь карлик парикмахер. Выросшая в бедном еврейском квартале Жюстин изъясняется так же, как и образованный Бальтазар или сам рассказчик. Европейцы в лучшем случае знают греческий, и то уже прогресс. Рассказчик непонятно откуда взялся в городе, неизвестны ни его семья, ни предыдущее место жительства. Известно одно, его взгляд на всё в чёрном свете. Положительных людей просто нет. Надоело уныние. Через него не чувствуется раскалённый южный город.
  О лицемерном рассказчике можно долго рассуждать, но есть ещё роман в романе о всё той же Жюстин. Стиль его написания (события происходят лет за 10 до основного сюжета) больно-то и не отличается от стиля рассказчика. Роман превратился в жвачку, из которой можно выхватывать фразы Клеа и смело строить из них цепь реальных событий.
  Моя бы воля, с удовольствием бросила бы тетралогию, но придётся ждать мыслей Клеа, да и игровые обязательства не позволят отлынивать.

  24

  1,2K