Рецензия на книгу

• 

  bastanall10 июня 2019 г.

  Она была Богом. Она была Амели Нотомб

  Из детства мы выносим — обычно тайком и с оглядкой на «что скажет мама» — воспоминания о том, каким диким был мир и какую дичь мы в нём творили. Правда, ровно до момента, как мы приручили мир и сами стали нормальными. Точно знаю, есть люди, которые из детства вынесли ощущение всемогущества, — я сама из таких. Поэтому содержание книги меня не ошарашило и даже не возмутило. Ну Бог и Бог. Что, разве не Бога я вижу каждый день в зеркале?

  Условно произведение можно разделить на три части: когда родился Бог, когда Бог был ребёнком и когда ребёнок имел сущность Бога. Первая часть — о странном физическом состоянии Амели. В ту пору её даже по имени не называли. (Кстати Амели она не с рождения, но в тексте настоящее имя — Фабьенн-Клер — ни разу не упоминается, так что я про себя всегда называла её Амели; а между тем, это такой интересный художественный приём! — у христианского Бога ведь нет известного нам, простым смертным имени). В ту пору для родителей она просто была их Растением. Сама же себя называла Богом или трубой, всё через себя пропускающей. Все метафоры имеют право на жизнь, но первая к тому же сильно напомнила мне недавно прочитанный роман корейского автора, хотя мозг у этого «растения» (в отличие от «корейских») скроен по западному образцу — поэтому намного понятнее.
  Итак, для начала на страницах книги рождается Бог-труба-Растение. Без реакций, без мыслей, без жизни. Скорее всего, аномальное (недо)развитие героини — реальный факт, иначе не было бы смысла мифогенезировать. А тут — надо объяснить, почему возникло такое состояние, как протекало и отчего исчезло. И тут же даёт ростки метафизика труб, поначалу физиологических (ввод питания и вывод отходов), а потом иерихонских (когда Бог возгневался).
  Вторая часть — когда Бог обнаруживает/осознаёт себя в теле ребёнка и гневно вопит, — печальна, но непродолжительна. Подобные мысли можно обнаружить и в научных исследованиях процессов познания у младенцев, когда они осознают разницу между собственным телом и предметами окружающего мира. У Нотомб те же процессы преподносятся в юмористично-метафизическом ключе.
  И, наконец, третья часть — когда ребёнок был Богом. Здесь важнее всего то, что ребёнок провёл первые годы жизни в Японии. Мне интересно, было ли совпадением то, что самоощущение героини как Бога и японская традиция относиться к детям словно к маленьким божествам наложились друг на друга. Или первое повлияло на второе и определило всю дальнейшую жизнь Амели? Так или иначе, эта часть текста рассказывает о том, как Бог осознавал свою человечность в худшем смысле этого слова. Даже хотелось немного пожалеть бедняжку.

  Подача материала странна и интересна: перед нами (авто)биография чудо-ребёнка. Может ли трёхлетка мыслить столь связно? И сможет ли тридцать лет спустя так продуманно воссоздать свой внутренний мир? Даже если сделать поправку на «божественную сущность» главной героини, всё равно странно. Это нельзя назвать ошибкой или недостатком, ведь мемуары написаны взрослой женщиной (глубины мыслей которой и не снились нашим малышам). Но странно то, что автор даже не попыталась сгладить диссонанс. Будто ей действительно всё равно, поверят ей или нет. Родных она оградила от посягательств фразой, что никто, мол, не знал, чем дышит маленькая Амели, о чём думает или мечтает и каким видит мир. Если уж писательницу озаботило, что её история может расходиться со словами семьи, то она могла бы обратить внимание и на разницу в зрелости. Впрочем, так ли это важно? В конце концов, она как родилась Богом, так навсегда им и осталась.
  Причём, как мне кажется, эти воспоминания написаны больше для неё, чем для нас, — таким незатейливым образом Нотомб могла воссоздать миф имени себя, чтобы найти своё истолкование. Или это автобиографическое произведение было логичным продолжением «Страха и трепета». Как иначе писательница смогла бы объяснить тягу к Японии, которая вынудила её целый год провести в страхе и трепете? Согласитесь, одним интервью тут не отделаешься.

  Да, забыла сказать, эта книга среди прочего является и гимном во славу любви к Японии, точнее, мифологизацией появления на свет этой любви у Нотомб. Япония не просто стала для писательницы домом в первые годы жизни, это место сформировало её взгляд на мир — поэтому-то ей нигде больше не было столь комфортно, как там. Но своей любовью автор всё-таки не размахивает так сильно, как это было в «Токийской невесте», на первом места в повествовании — миф. Процесс его создания я называю «мифологизацией», а писательница — «метафизикой».
  Метафизику автор развивает до конца книги, трубы возводит в апогей ужаса, а героев — особенно себя — доводит до белого каления. Когда эти элементы сходятся в одной точке пространства и времени, раздаётся Большой Взрыв. Точнее, Бултых. Для меня это второй текст Нотомб, — и соответственно второй раз, когда она использует в качестве кульминации событие, смертельно опасное для главной героини (то бишь себя). Да, так поступают хорошие романисты. Но здесь вроде бы предполагалась реальная жизнь… И какая в итоге разница? То-то и оно, что никакой. Кульминация показывает, как Нотомб относится к собственной жизни: хорошему романисту это хороший материал для творчества. Нотомб выдумывала сама себя с раннего детства, создавала, воссоздавала и снова выдумывала, транслировала фантазию остальным, каждое событие обыгрывала как сцену в романе, становясь его главной героиней — а потом навсегда сохраняла в душе этого персонажа как часть собственной биографии. Чего стоит оговорочка в «Токийской невесте» про горную нищенку и Заратустру, танцующего с Фудзи. Добралась она и до своего появления на свет.

  Доберётся и до собственной смерти. Нам остаётся только ждать.
  звук слива

  53

  3,7K