Рецензия на книгу

• 

  Аноним31 мая 2019 г.

  Из печальной истории леди Л. мы уже знаем, каково это — влюбиться в идеалиста. Роман Тана Тван Энга «Дар дождя» расскажет, что бывает участь и похуже — воспылать чувствами к человеку, для которого долг превыше всего. Особенно, если это твой учитель. И он японец. Накануне Второй Мировой. А ты живешь в Малайзии, которую Япония вот-вот собралась захватывать. И ты помесь англичанина с китайцем, и тебя уже и так все ненавидят.

  Юный Филип Хаттон всю жизнь был настолько потерянным, что, встретив Эндо-сана, сразу же оперся на него всем своим естеством. Но жизнь в романах никогда не бывает простой, и вот, едва начав избавляться от тараканов в голове, он оказывается перед выбором между долгом и честью, семьей и любимым человеком, национальной идентичностью и культурной принадлежностью.

  Это я сейчас нагнала пафосу, чтобы рецка воспринималась серьезнее, на самом деле мальчик реально две трети книги неторопливо взрослеет. Вот, на пяти процентах, не в силах найти свое место, все сильнее отдаляется от семьи, а к тридцати мирится с дедом, отрекшимся от собственной дочери после того, как та вышла замуж за инострашку, встречает лучшего друга и находит себя в семейной компании. К середине, исходив со своим сенсеем весь Пенанг, он начинает догадываться, что что-то в любознательности его учителя нечисто, а процентах на семидесяти, когда японское вторжение становится вопросом времени, встает перед выбором, пойти ли служить в партизанский отряд под началом британских войск.

  А потом автору как будто надоедает писать, или сроки поджимают, или у него был лимит на количество страниц, и он его весь выбрал так, что осталась последняя сотня, но повествование вдруг резко ускоряется, теряя в бешеном темпе детали, логику и разбрасывая во все стороны рояли. И вот уже легкое волшебство удивительно судьбоносных встреч, так нам всем знакомое, превращается в огненное колесо Дхармы, выжигая малейшие попытки объяснить мотивацию персонажей так, что остается лишь «я не мог поступить иначе», «долг был для него превыше всего», «я хотел защитить семью, а потому пошел работать на японцев, но семья возненавидела меня, а уйти я уже не мог, потому что так как-то непорядочно, и они пригрозили, что убьют мою семью, а потом через пару лет все равно всех убили» и великолепный многослойный роман, как под муссонным дождем, начинает блекнуть, уплощаться и разваливаться на части.

  Многовековая мудрость Китая не выдерживает напора и вырождается в многозначительное и даже слегка мистическое молчание. Холодная английская рассудительность дает течь, а рациональность и семейные чувства утекают сквозь пальцы в невысказанную неприязнь, готовую напоминать про пропавшие было ложечки до страшного суда. Японскую утонченность смывает мгновенно, обнажая дичайшую животную натуру, живущую лишь укоренившимися инстинктами. Характеры персонажей затягивает в сюжетный водоворот, где, немного покрутившись, они полностью искажаются, перемешиваются и с громким хлюпом сливаются в никуда.

  Вероятно, автор хотел провести аналогию между ливнем, смывающим все в бесформенную субстанцию и войной, неумолимо оставляющей после себя лишь грязные ошметки человеческих жизней, а под даром дождя он имел в виду способность главного героя переживать подобные события, сохраняя себя, но, к сожалению вышло так, что, вместе с многозначительными аналогиями, в итоге Тан Тван Энг выплеснул и сам роман, смыв заодно к чертям и весь по крупицам воссозданный Пенанг тридцатых годов.

  14

  524