Рецензия на книгу

• 

  Chagrin1 августа 2011 г.

  Он жил беднее любого батрака. И работал тяжелее, нимало не интересуясь тем, что большинство людей считают украшением жизни. К деньгам он был равнодушен, к славе тоже. Но не стоит воздавать ему хвалу за то, что он противостоял искушению и не шел ни на один из тех компромиссов с обществом, на которые мы все так охотно идем. Он не знал искушения. Ему ни разу даже не пришла на ум возможность компромисса. В Париже он жил более одиноко, чем отшельник в Фивейской пустыне. Он ничего не требовал от людей, разве чтобы они оставили его в покое. Стремясь к одной лишь цели, он для ее достижения готов был пожертвовать не только собою – на это способны многие, – но и другими. Он был визионер и одержимый.
  Да, Стрикленд был плохой человек, но и великий тоже.
  
  История уникального человека, непризнанного гения. Непризнанного при жизни.
  Как можно расчитывать на понимание, на приятие этими обывателями, которые живут такими лживыми истинами, как этикет, нормы поведения, чужое мнение. Они отторгают, они возмущаются всем, что не могут понять сами, они считают это маловероятным, не допустимым.
  Только человек одержимый идеей, человек-воплощенное-искусство, мог принебречь всей своей жизнью, всеми "удобствами": семья, работа, дом, ради того, чтобы заниматься тем, к чему стремилось все его естество. Ничего ему убольше не надо -- он мог не есть днями, пять лет ходить в одной и той же одежде и спать в убогой комнатушке, главное, чтобы всегда были деньги на краски и холст. У него было совершенно другое восприятие вещей: людей, женщин, природы. Он пытался постичь какую-то тайну, загадку, пропускал все окружающее через себя и выплескивал это на полотна. Как кто-то мог понять что-то настолько личное? А Художнику что? Ему не надо ни славы, ни призвания, он рисует пишет картины одну за другой, поворачивая готовые "лицом" к стене и забывая о них. Они не продаются, их даже в дар принимают с трудом.

  
  

  Ну кто бы мог подумать, что надсмотрщик с моей плантации, которому я дал взаймы двести франков, окажется гением? Скажи на милость, что хорошего в этой картине?

  Не знаю, -- отвечала она, -- на нашу плантацию это нисколько не похоже, и кокосовых пальм с синими листьями я никогда не видала.

  
  

  Только такой же художник: чуткий, впечатлительный и одержимый красотой, но, может быть, не такой же способный и гениальный, мог разгадать, разглядеть все то мастерство, все те чувства, что Чарльз (или, правильнее сказать, Поль?) вымещал на полотне. И, за его картины, за его талант, он мог простить ему все: оскорбления, обиды и полностью уничтоженное счастье.

  
  

  Неужели, по-твоему, красота, самое драгоценное, что есть в мире, валяется, как камень на берегу, который может поднять любой прохожий? Красота - это то удивительное и недоступное, что художник в тяжких душевных муках творит из хаоса мироздания. И когда она уже создана, не всякому дано ее узнать. Чтобы постичь красоту, надо вжиться в дерзание художника. Красота - мелодия, которую он поет нам, и для того чтобы она отозвалась в нашем сердце, нужны знание, восприимчивость и фантазия.

  
  

  И только в конце жизни он попадает в место, где он наконец начал чувствовать себя естественно: среди леса, в обветшалом доме -- минимум удобств, с женой, которая (наконец!) ничего от тебя не просит, а только делает то, что Тебе надо. Вокруг -- буйство красок и великолепные натуры, и никто не беспокоит тебя из этой, так называемой, цивилизации. Именно здесь можно окончательно разгадать загадку и выпустить на волю демона, управляющего тобой всю жизнь. И умереть.

  
  

  Вы ведь знаете, что люди, одержимые любовью, становятся слепы и глухи ко всему на свете, кроме своей любви. Они так же не принадлежат себе, как рабы, прикованные к скамьям на галере. Стриклендом владела страсть, которая его тиранила не меньше, чем любовь.

  
  

  Моэм прекрасно описал эту историю. Поняв, прочувствовав жизнь, характер Гогена, он отдает это знание нам и мы, в зависимости от наших жизней и характеров, понимаем и чувствуем это сами.
  В следующий раз я уже другими глазами буду смотреть на все эти портреты туземок в Эрмитаже и, конечно, я когда-нибудь побываю на Таити, в месте, откуда мало кто возвращается домой.

  72

  275