Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 января 2019 г.

  У Юкио Мисимы в романе "Исповедь маски" есть кусок текста, в котором герой делится своими мыслями о том, чего ему в детстве не хватало в сказках, которые он читал, и что в них его завораживало:

  
  

  Я еще и сам не понимал, отчего это. Почему из всех сказок Андерсена самую глубокую тень в мою душу заронила одна – «Розовый эльф»? В ней злодей огромным ножом убивает прекрасного юношу в тот самый миг, когда тот целует розу, полученную в дар от своей возлюбленной. А потом злодей еще и отрубает несчастному голову… И из сказок Оскара Уайльда мне больше всего полюбилась одна – «Рыбак и его душа», где волны выбрасывают на берег труп юного рыбака, сжимающего в мертвых объятиях русалку.

  Разумеется, нравилось мне многое и из таких вещей, которые любят обычные дети. У Андерсена, например, я часто читал сказку «Соловей», с удовольствием рассматривал комиксы. Но сердце мое неудержимо тянулось туда, где царили Смерть, Ночь и Кровь.

  
  

  Очень похоже на то, что происходило со мной в том же условном детстве, только я бы скорее хайлайтнула слова "Красота, Зло и Страдание". Путь к моему читательскому сердцу: Персонаж влюбляется в Красоту (или наоборот), по этому поводу испытывает Страдание, из-за этого случается Зло. Или Зло насилует Красоту, и кругом Страдание. Или Страдание ищет путь к Красоте, но становится Злом. В общем, три эти ноты должны пересекаться друг с другом, в друг друга впадать и накрывать, но при этом все они должны быть тяжелыми, чтобы в описании их прекрасного соединения обязательно можно было написать: бальзамический, удовый, древесный (Tom Ford 'Oud Nude'). Или кожаный, мускусный, пудровый и цветочный (Serge Lutens 'Daim Blond'). У последнего, кстати, что ни аромат - так сказочная история. Gris Clair (горячий металл и лаванда) пахнет острой болью прекрасного рыцаря, пронзенного клинком на турнире, а белоцветочный La Viegre De Fer (лилия и груша) - это вспорхнувшая со своего стула принцесса, тайно влюбленная в этого рыцаря (с которым, конечно, ей было быть не суждено). А есть вообще L'Orpheline, что на русском переводится как "Сиротка", и да, пахнет Сиротка чердаком с отсыревшими деревянными досками на полу. Но это я что-то совсем отвлеклась.

  На "Красота - это горе" я наткнулась случайно в чьем-то списке недавно прочитанного, и тут же меня кольнуло острым желанием овладеть этой книгой. На следующий день она уже была у меня, и я постаралась скорее дочитать предыдущую книгу, и все внутри меня пританцовывало от нетерпения, потому что в душе царил звериный голод, так как уже очень давно мои отношения с книгами ограничивались "ты очень хороший, но бабочек в животе нет. Я подружкам расскажу, какой ты классный, а они получше меня будут. Простипока". А тут что-то зашевелилось внутри, и я разрешила себе подсмотреть первую строчку книги:

  
  Воскресным мартовским днем Деви Аю встала из могилы спустя двадцать один год после смерти."
  

  И еще сильнее Все Поняла. Вот так вот сразу, ничего не объяснив, из могилы восстают только при одном условии - магический реализм. Я заглянула в аннотацию, и да, сравнение с Маркесом оказалось на месте, я подтверждаю, в "Красоте - это горе" тот же вихрь имен, переплетений судеб, плотской любви до гроба (хотя здесь "гроб" - лишь очередная степень), насилия, боли, неземной красоты, и снова боли, и снова любви, и снова закономерные гробы. В книге огромное количество персонажей, и все они на всю голову магическореализнуты, безумны, помешаны на чем-то своем, отчего сходят с ума еще больше, еще сильнее, еще глубже, но на фоне общего безумия они не кажутся другим героям "не такими как все", слишком уж все тут не такие как все.

  Мои любимые части романа - истории двух доверей Деви Аю. Одну дочь звали Аламанда, словно сорт какой-то желтой груши (на самом деле, как оказалось, алламанда - цветковое растение, впрочем, как раз с ярко желтыми бутонами), и у нее была прекрасная история настоящей любви с неописуемо красивым юношей Кливоном. Правда история началась довольно неловко:

  
  

  • Нет во всем городе, а может, и в целом мире никого краше. Она прекрасней принцессы Ренганис, выбравшей в мужья пса, - по крайней мере для меня. Прекрасней Богини Южных морей. Прекрасней, чем Елена, из-за которой разразилась Троянская война. Прекрасней, чем принцесса Питалока, за которую сражались Маджапахит и Паджаджаран. Прекрасней Джульетты, чья любовь стоила жизни Ромео. Она вся будто светится, волосы блестят, как начищенная обувь, личико нежное и гладкое, как воск, а от ее улыбки все кругом расцветает.
  • Для такой девушки ты достойная пара, - подбодрила его мать.
  • Но вот беда, у нее пока ни намека на грудь и волосы на лобке еще не растут. Ей всего восемь лет, мама.

  
  

  ... но продолжилась, спустя несколько лет, во всех красках (небесно-голубых, блекло-желтых, сочно-зеленых) подростковой любви. Эта часть книги похожа на легкий летний ветерок, который пахнет травой и ромашками, и может быть, чуть-чуть - соленым морем.

  Вторая дочь, Майя Деви, в двенадцатилетнем возрасте была отдана в жены взрослому мужчине - Маману Генденгу. И их история, самая добрая и нежная из всех, а также самая далекая от грязи и пошлости, ведь от них (грязи и пошлости) Маман по-отечески уберегал свою юную школьницу-жену, не тронув ее и пальцем, пока она оставалась ребенком. И эта сцена, как маленькая красивая девочка (как я вижу: два длинных черных хвостика, розовая пижамка, босые ножки, лицо светится и расплывается в улыбке) прыгает на кровати, пока большой и угрюмый Маман, похожий на греческую статую Зевса, сидит на стуле перед этой кроватью, и лицо его скрыто в тени, и все мышцы этой тенью подчеркнуты, и ничто в нем не шевелится кроме глаз, которые следят за каждым прыжком малышки Майи Деви на кровати, и в этот момент дает Маман себе клятву, что сохранит эту невинность, и становится Маман Генденг огромным каменным щитом, готовым в любой момент прикрыть Майю Деви, а та собирается наутро в школу, подтянув гольфы, поправив лямку рюкзака, беззаботная, невинная, чистая, вот такая вот молодая жена.

  В этой книге Красота и Грязь сплетаются в жутком танце под ритм Эпохи, и голова круговертится вовсю, еле успевая за скоростной сменой действующих лиц и их искаженных рассудков. Событий в книге - миллиард, три поколения одной разросшейся семьи: Деви Аю, ее четыре дочери, их внуки, любимые дочерей, влюбленные во внуков, случайные связи, случайно неслучайные связи, - очень-очень много людей, и очень-очень разных.

  "Красоте - это горе" - та самая сказка, которую хочешь найти, когда в обычных сказках не хватает того, чтобы не прекрасный принц одолевал дракона, а дракон раздирал на куски прекрасного принца. И его горячая вьюношевская кровь пачкала белизну лилий, растущих у надгробия какой-нибудь Деви Аю, что встанет из гроба как живая. И неважно, что рыцари и Индонезия со всеми ее Маджапахитами и Паджаджаранами - две противоположные вселенные. Одно другого не менее прекраснее. И горестнее. И злее.

  5

  685