Рецензия на книгу

• 

  Аноним27 января 2019 г.

  Канадские сепаратисты настаивают на удалении американско-английских когнат из общественного дискурса (реалии ОНАНа)

  Уйма народу бегает, сталкивается, статично замирает и снова разбегается в поисках страшного оружия 21 века - фильма “Бесконечная шутка” (aka samizdat, aka Развлечение) апрегардного и антиконфлюэнционального режиссера Джеймса Инканденцы. Если посмотреть этот фильм пару секунд, ты больше никогда не перестанешь его смотреть, и превратишься в овощ, и будешь ходить под себя, и пускать слюни, и так до гробовой доски. Кататония как символический итог любой зависимости, любого развлечения, любого желания “страшного веселья”. Некие силы хотят заполучить мастер-копию фильма и разослать всем неугодным, а кто-то пытается этому противостоять (чтобы, понятно, в итоге сделать то же самое). Фоном дети играют в irl-симулятор апокалипсиса, а на территории бывших северных штатов США носится армия хомяков-убийц. Таков сюжет.

  Уоллесовская “Шутка” - культовый кирпич, который почему-то старательно пытаются свести к дистиллированной американовости, хотя книга, буквально, для всех и обо всем. Когда политики рассуждают о невозможности запустить ядерные и прочие мутагенные отходы в космос, т.к. ракетоносители постоянно падают, при этом создавая новые отходы, и так без конца, - что-то ничего исключительно американского в этом не вижу, кхм. Аналогично, внешнеполитическая позиция “-а мы его хрясь по сопатке. - а если он нас? -а нас-то за что?” не только для США характерна, вообще-то.
  Кто-то даже сравнивал “Шутку” со всеобъединяющей силой глобальной деревни - интернетом: бесконечные горизонты тем, бесконечная перелинковка и шуточки “для своих”, меметичная основа которых не явная, но угадывается. К примеру, вот только что мальчик из Энсфилдской академии, Сбит, старательно рерайтит словесный понос одного ученого мужа об убийцах в инвалидных креслах (и мысленно фигачит его форхендами и бэкхендами за кудрявый высокий слог), - а через пару сотен страниц сей достойный муж уже лечится от наркомании и/или алкоголизма в доме-на-полпути, и если мы не запомнили его имя во время предыдущей встречи, то этот человекомем пройдет мимо нас. Или еще один пример того же поля - в первой трети “Шутки” мы легким крылом касаемся возможной измены Аврил Инканденца мужу (JOI) и улики в виде надписи на запотевшем стекле автомобиля. Много позже уже совсем краем перышка внезапно всплывает малозначимый на вид фактик о создании Джеймсом Инканденцей таких особых стекол для мицубиши, чтобы ни намека от следов пальцев не оставалось. Такие вот примеры внутривенных шутеек, т.е. для внимательных. Я вдумчиво читала список кинопроектов Инканденцы-старшего в самом начале примечаний книги, и ни разу не пожалела - очень помогает по ходу повествования, я уж молчу о низведении (или возведении) до мема шекспировского Йорика, т.к. Инканденца даже создает студию “Бедный Йорик Интертейнмент” - приятный детский палимпсест или, как говорит автор тоже уже культового Call me by your name Андре Асиман, - клементизация. В этом главная и единственная хитрость чтения “Шутки” - внимательность. Если текст расползается, и что-то как-то непонятно, - это явный симптом потери концентрации, потому что эта книга - хорошо продуманная система, где лишнего в принципе нет, каждая точка продумана и на своем месте, по-набоковски. Впрочем, важно знать, что ни один из героев не является достоверным свидетелем. За исключением, может быть, Марио Инканденцы.

  Это не контркультура, сразу расставим точки над i. Проблема зависимостей к началу 21 века настолько многослойная и актуальная, что это уже давным-давно реалистический момент любого повествования, а не ппц какая контркультурка, нет, ну это совсем несерьезно. Уоллес, скорее, стоит в одном ряду с моими любимчиками Йеном Бэнксом и Куртом Воннегутом, немного возвышается над Geek Love Кэтрин Данн, Кейт Аткинсон, которая неустанно месит одну и ту же тему, зато мастерски. И даже немного устремляется к Фолкнеру (который тоже вроде как только о своей Йокнапатофе хотел пару слов вставить, а получилось, что про всех). Не стоит ДФУ ровнять с милыми, но одноэтажными Палаником, Уэлшем и т.д. Не нужно даже брать еще пару десятков наших и забугорных модернистов, постмодернистов, постпостмодернистов (даже специальное слово придумали, чтобы было о чем докторские писать - метамодернизм), достаточно пройти минимальный модернистский читательский путь и полюбить его, этот путь, чтобы “Шутка” очень зацепила как мастерское, умное и очень ловкое творение. Пресловутое “так шо ж автор хотел нам сказать” тоже не стоит сбрасывать со счетов, потому что сам Уоллес достаточно говорил о своем посыле и о повороте к вроде как старомодному копанию в экзистенциальности и к искренности как ответу на постиронию (читай - на конфлюэнцию). Но вопрос “как это сделано?” в “Шутке” тоже важен. Не выпирает на первый план, как в “Улиссе”, но заставляет запинаться. Могу побиться об заклад, что любителям простого и прямолинейного нарратива русской классики книга не понравится, несмотря на схожие векторы основополагающих категорий - добра и зла, силы и слабости, свободы и зависимости.

  К слову о взаимозависимости. Метатекст сам за себя говорит, но не могу не отметить, как шикарно Уоллес включает внезапно Дэвида Линча на общем эмоциональном спаде повествования - сцена беседы двух жителей Эннет-Хауса после вероломного нападения “канашек”. Очевидный реверанс Линчу, причем очень уважительный. Таких пасхалок, иногда мной не идентифицируемых четко, но подкоркой ощущаемых, у ДФУ полно, их пьешь-пьешь-пьешь, и напиться не можешь, и я бы не отказалась еще от тысячи страниц, пожалуй. Ну и так, по мелочи, узнать наконец, что произошло за год между последней главой и первой.

  Ругаться на якобы заумь Уоллеса как-то тупо. Во-первых, его язык вообще не слишком богат на пункты из узкоспециальных словарей, что очевидно в его эссе, так что здесь оползни специальной лексики нужны с особой целью, очевидно. Во-вторых, у каждого свой уровень. Кто-то матом говорит, и все все понимают, что характерно. Вспоминается, как один незнакомый мне человек из тех времен, когда я еще могла что-то написать зачем-то (до сих пор не соображу, зачем, однако рецидивы и нынче случаются) незнакомому человеку в интернете, обиделся на использование мной “когнитивного диссонанса”. Он счел, что я пытаюсь его оскорбить, унизить, обидеть. А ведь мы в те учебные времена постоянно возвращались к этим и другим терминам, потому что они четче выражают ощущения. И куда быстрее, чем сказать, что увиденное сильно озадачивает из-за того, что информация на вводе совсем не соответствует исходной программе в голове. Единственный краткий аналог: “И тут я охел”. Многословно и бестолково, либо кратко, но слишком эмоционально окрашено, даже если пытаться при этом сделать морду кирпичом. А чувак обиделся, ну что тут скажешь. Пришлось клясться, что это я исключительно в ироничном псевдоинтеллектуальном ключе, не подумайте чего. А как описать дискурс как явление просто и по существу, избегая, собственно, слова “дискурс”, м?
  Может быть, благодаря (кабы не…) такому подходу мне было очень приятно читать такое емкое, плотное развлечение и снова видеть мир как поток завихряющихся и размножающихся символов, знаков, как после Лотмана, но только в приятной игровой форме. Очень освежает. И несмотря на общую минорность книги - она без шуток грустная - какое-то весеннее послевкусие остается. Будто от радости осознания, что даже человеческий мозг с органическими повреждениями (Уоллес в 1996 уже был болен) способен на такие вот конструкции, парящие в воздухе и тяжеленные, как ведро с цементом, в котором покоятся мои ноги. Текст настолько плотный, что “Бесконечная шутка” очень быстро превращается в саму себя. Есть не хочется, ничего не хочется, только читать. Иногда везло устать и вырубиться таки.

  Нашла несколько любопытных научных работ о “Шутке”.
  Эта рассматривает Хэла Инканденцу в свете онтологии Сартра (простенько, но местами занимательно).

  А вот это - серьезное исследование мира ОНАНа в его взаимодействии с собой, другими странами, народами, личностями. Акцент сделан на веском I am in here Хэла (и его же i am in there/i am not in there) так что здесь всякое про работу системы свой-чужой, включение в группу, исключение из группы, осознание себя как индивидуальности или части группы и т.д. Что называется, автор запарился.

  PS. Знаю также, что в прошлом году ДФУ, будучи уже 10 лет упокоенным, попал под движение #metoo из-за сложных отношений с тоже весьма примечательной писательницей Мэри Карр. Ничего такого, что угодило бы под статью любого из кодексов РФ, хоть я и не пытаюсь выбелить ДФУ. Так вот, теперь некая доля академических деятелей исключает Уоллеса из своих программ. Обвиняют его работы в мизогинности. Боже. Достаточно вдумчиво почитать Уоллеса, чтобы перестать уже сбрасывать его с лодки современности. В эссе про Апдайка он, фактически, говорит, мол, мы тут со знакомыми женщинами обсудили и пришли к выводу, что Апдайк - мдак.
  В общем, для сомневающихся - вот достойное интервью с преподавателем Дублинского колледжа Клэр Хейс-Брэди, где она объясняет, что все мы мизогинны, потому что таков наш мир пока что, но вычеркивать Уоллеса из учебных программ - такоэ, мы это проходили уже.

  PPS. Про заявленную как-то двойственность, двоичность “Бесконечной шутки” мало чего могу сказать, но если сначала это не очевидно, то к концу проясняется: Хэл и Дон - это почти соулмейты с противоположными векторами движения. Как и общую синистральность кучи героев книги, совпадения их сюжетных линий можно принять за ну очень значительное совпадение, а все же ждешь и ждешь их встречи как, я не знаю, встречи Стивена Дедала и Леопольда Блума.

  PPPS. Вместе с "Шуткой" бесконечно полезно прочесть большое эссе ДФУ о Линче. Хотите разобраться в творчестве Инканденцы-старшего - читайте это эссе.

  
  Оригинал постера был здесь

  25

  5,1K