Рецензия на книгу

• 

  Аноним21 января 2019 г.

  Научная философия, Ткачи и сознание по Фрейду

  Соедините научную фантастику, фантасмагорию, абсурдизм, социологию, социальную психологию, фэнтези, добавьте в качестве приправы философию – и вы получите «странную фантастику» Чайна Мьевиля. Автора можно было бы назвать компилятором, но в «ВПС» и остальном его творчестве настолько изящно и умело переплетаются разные жанры, словно узор паутины Ткача, что поневоле соглашаешься обозначать это неким новым поджанром.

  Месье знает толк в извращениях

  Когда я начал читать, то немного прифигел от описания отношений Лин и Айзека. И вообще, от расы хепри, которая выделяется даже на фоне водяных, кактусов и гаруд. Тут чистой воды фантасмагория и метафора. Раса хепри с точки зрения научной фантастики – полный бред. Раса, целиком состоящая из женщин, а мужской пол в ней представлен животными, бездумными насекомыми, выполняющими роль только биоконтейнеров для ДНК.

  И если происхождение водяных, гаруд и кактусов ещё с горем пополам можно уложить в рамки теории эволюции и мутации, то с хепри создаётся впечатление какого-то совершенно дикого эксперимента. Словно некая сверхразумная суперсила когда-то положила на лабораторный стол вид гигантских жучков, внутрь половины из них всунула человеческий мозг, снизу приделала женское тело и подкорректировала геном для закрепления результатов своего опыта.

  Поэтому тем, кто воспитан на принципах эталонной научной фантастики, может оказаться проблематично воспринять эту часть мира Мьевиля. Хепри – это не только фантасмагория, вроде булгаковского превращения собаки в человека с помощью гипофиза, но и метафора. Под хепри явно подразумеваются некоторые мотивы радикального феминизма. Люди – исключительно женщины, мужчины – бездумные сикарашки, умеющие только есть, гадить и наводить беспорядок. Из-за этой фантасмагоричности чересчур гротескными представляются и любовные отношения ГГ.

  Как отмечал сам Айзек, Лин даже привычно поцеловать невозможно – вместо рта и губ жвалы, которыми она запросто язык вместе с челюстью оторвать способна. Да и простите, всё-таки лицо заключает в себе дюжую долю сексуальности. А когда вместо лица, и вообще головы, на тебя таращится гигантская жужелица! «Обед нагишом» какой-то. Тут нужно быть или обдолбанным в ноль, или уж «очень утончённым месье». Стремясь уйти от действительно уже заезженных эльфов и орков, Мьевиль кое-где, на мой взгляд, немного перегибает палку.

  Расовые и социально-политические аллюзии

  Впрочем, столь дикие различия и разнообразие населения Нью-Кробюзона одновременно пробуждают интерес к межрасовым взаимодействиям. И под большинство рас сразу подводятся реальные аналоги (и в культурном смысле, и в моделях социального поведения, и в истории). Какты – это явно что-то негритянско-индейское. Пардон, афроамериканско-индейское. Намёк на пребывание в рабстве, Оранжерея, наталкивающая на мысль о резервации, большой рост в сочетании с массивным телосложением и пр.

  Цимекские гаруды – более сложная компиляция. По строю: явно племенной, кочевой тип, с намёком на переход к протоцивилизации (письменности своей нет, зато есть огромная кочевая библиотека из книг других народов). По культуре и общественному сознанию: гранёный мифологизм, имеет место подчиняющий и мораль, и социальное поведение космический принцип недопустимости лишения выбора.

  Одновременно Мьевиль постоянно указывает на социальные процессы, характерные для общества растущего капитализма и бурной индустриализации. Два центра поселения хепри – это типичные отношения «архитрадиционная, тёмная, нищенская деревня и якобы просвещённый, прогрессивный город, выросший из этой деревни». Расплевы, где обитают кробюзонские гаруды. Это, кстати, явная критика типовой застройки, что вообще относится ко второй половине 20 века.

  В России этого до сих пор не поняли, а вот в США ещё в 60-е-70-е был проведён эксперимент с типовой застройкой. И выяснилось, что районы многоэтажных «муравейников» неизбежно превращаются в гетто. Ну и, разумеется, совсем типичные социально-политические конфликты бедных и богатых, госвласти и населения, левых и правых, людей и ксениев, коренных горожан и приезжих, криминальных и добропорядочных районов.

  Не очень понимаю многочисленные читательские мнения, во-первых, о жёстком полицейском государстве, а во-вторых, о какой-то чрезмерной мрачности Нью-Кробюзона. Народ, вы антиутопий что ли не читали? Госвласть Нью-Кробюзона ведёт себя вполне обыденно для госвласти в системе политического представительства Нового и Новейшего Времени: когда ей что-то нужно от общества, она приходит и берёт, в остальное же время ей по большей части глубоко плевать на социум, как он там живёт и чем дышит.

  Пинка под зад ей могут дать только серьёзные катаклизмы, вроде тех событий, которые стали центральным сюжетом в «ВПС». Опять же, где там углядели какую-то особую мрачность, жестокость, порочность? Типичный крупный город западного мира 18-19 века с некоторыми искусственными добавлениями. Во всём его разнообразии. Мрачность, жестокость, безнадёжность – этого добра гораздо больше можно найти в «Мы» Замятина и «1984» Оруэлла, в произведениях Кафки и Шолохова.

  Немного жуткой сатиры

  Отдельная фишка романа – переделанные. Представители разных рас, которые при помощи магии модифицируются. Часто совершенно жутким образом. Показательно, что основной поток переделанных поставляет пенитенциарная система города-государства. Этакая метафора на то, как силовые и судебно-карательные госорганы калечат человека.

  Кризисная энергия, Ткачи, информационная паутина и фрейдовское сознание

  Очень понравились научно-философские моменты: рассуждения Айзека о кризисной энергии, Вихревой поток (этакая разновидность радиации, от которой мутирует не только живая ткань, но и информация). Отдельно стоит упомянуть Ткача и его мир. Несмотря на то, что подобный архетип эксплуатируется в любом фэнтези, в «ВПС» он представлен весьма оригинально. Этакое разумное насекомое, чья биологическая программа плести по определённым правилам паутину изменилась до сверхсложного уровня. Но осталась программой. Также как обычные маленькие паучки живут ради плетения узоров, также и Ткачи единственным смыслом жизни понимают плетение паутины. Только паутина эта не из железистого секрета, а из информации.

  А Ткачи вместе со сверхсилой получили возможность думать и чувствовать. Думающее и чувствующее подсознание, при полном отсутствии эго и суперэго, думающее и чувствующее насекомое – вот что такое Ткачи. Что объясняет, почему Ткачи, обладая поистине божественной силой, не поставили Вселенную на грань катаклизма. Правильно, животные, пусть даже богоподобные, всегда находятся в гармонии с миром. Диссонанс необходим только человеческому разуму.

  И с подобными идеями у Мьевиля тесно связан главный посыл, определивший исход основной сюжетной линии. Это сократовский антропоцентризм, это протагоровское «человек – мера всего». Не давая спойлеров, скажу, что в конце обрисовывается идея о том, что именно человеческий разум является наиболее сложной и многообразной структурой. И пусть сия мысль отнюдь не нова, но она настолько интересно встраивается в сюжет, что начинает играть новыми красками.

  Что такое «хорошо» и что такое «плохо»

  Самая концовка романа довольно печальная. Она связана со столкновением, с конфликтом двух культур. И, скорее всего, с малодушием, если не с трусостью, главного героя. И вот здесь я подхожу к действительно, на мой взгляд, единственному серьёзному минусу романа. Речь об отсутствии сильного персонажа, который служил бы «моральным маяком». Нью-кробюзонской компании отчаянно не хватает такого человека. Автор пытается водрузить эту задачу на Айзека и его знакомую Дерхан Блудей, но ни тот, ни другая с ней справиться не способны. Айзек для этого слишком практичен и слаб, а Дерхан – слишком незрела (напоминает школьницу-бунтарку, начитавшуюся самой оголтелой левой литературы). Не хватает человека, который смог бы примирить в конце две культуры. Примирить ту, у которой Ягарёк «похитил выбор». Примирить самого Ягарёка.

  1

  419