Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 ноября 2018 г.

  Санта-Барбара на левом берегу Волги

  Павел Иванович Мельников – классик из ряда забытых и аккуратно отставленных на дальнюю полку литературной истории и бабушкиного книжного шкафа с безликими шершавыми корешками книжек про советские подвиги, войну и крестьянский бунт. А ведь забытый как будто зря – фигура Мельникова так удивительно многогранна и неоднозначна, что кого, как не его изучать бы нынче иным филологам, и о ком, как не о нём, вести беседы и public tolk’и на темы о влиянии личности автора на собственное произведение и о прочем, из серии «такой вот был человек, зато писал-то как». Про Мельникова можно сказать и это – какой там характер, какой типаж, целая россыпь занимательных историй, некоторые из которых отразились в его opus magnum – романах «В лесах» и последующем вслед двухтомнике «На горах» о жизни нижегородских староверов, которые, как и все обычные люди, тоже влюбляются, страдают, жадничают до денег и прочих богатств, греховничают – словом, в самом деле, любая забугорная Санта-Барбара бы им позавидовала. А сам автор – вот так скандал - чиновник по особым поручениям и известный искоренитель старообрядчества, почётный статский советник, потерявший вдруг и чин, и коллежский почёт, но продолживший писать о том, что искоренял.

  Критики сравнивали труды Мельникова с Толстым, Достоевским и Лесковым, но история в итоге почему-то рассудила по-своему. Мельников забыт, его не проходят в школе и тем более о нём не говорят как об авторе народного эпоса или идейном труженике, создавшем подлинную энциклопедию поволжской жизни конца XIX века. И то сказать: тот ещё участник попоек и скандалист, сосланный за свои выходки в Пермь учителем (так себе выполнявшим свои обязанности), человек, отметивший в первом своем браке тот факт, что жена не принесла должного приданного и (уж не потому ли) в скорости вдовец, рьяный разоблачитель раскольников, идеализирующий патриархальные формы старообрядческого быта и домостроя – и вот же, а тоже туда же, книжки писать. Лотман, размышляя о ценности трудов Мельникова-Печерского, метко обозначил: потому-то в литературе Мельникова очевиден предвзятый подход к явлениям жизни и схематическое их изображение.

  При всех этих недостатках Печерского-литератора, говоря о первой части дилогии про старообрядцев, сложно не признать – этот роман про жизнь и быт лесогорного Заволжья едва ли не уникален по своей масштабности и историчности. Действие первой части этой географической истории разворачивается на левом, лесистом берегу Волги, где живет да добра наживает в деревне Осиповке зажиточный купец Патам Максимыч Чапурин, мечтающий стать миллионником. У Чапурина дом – полная чаша, две дочки на выданье, жена-хозяюшка, всяческое уважение от соседей, да успешная бизнес-деятельность, позволяющая жить-не тужить, но, как водится, денег много не бывает. Чапурин последовательно загорается идеей сперва женить свою старшую дочь Настеньку на сыне богатого купца, а после поддаётся идеям заезжего скитальца Стуколова о том, что-де в заволжских лесах можно накопать горы золота и вот тогда-то заживём, брат, как и не снилось и вот это вот всё. Казалось бы, что тут может пойти не так?

  Создаётся впечатление, что Мельников (по совету Владимира Даля ставший в своем литературном амплуа Печёрским), страдал своеобразным раздвоением личности – там, где Мельников-чиновник действовал согласно указам начальства и послушно служил идее искоренения старообрядчества, там вдруг возникал Печёрский-писатель, находивший едва ли не романтичным и уж совершенно точно бесценным тот мир, который открывался ему в изучении быта, нравов и обычаев простого русского человека. Разумеется, такой идеологический разрыв в итоге тем и кончился - Мельников службу бросил, а Печерский продолжил писать, вкладывая свой нажитый опыт в сочинения, за которые, впрочем, тоже неплохо платили. Иные исследователи тем и объясняют многостраничность этого талмуда – настоящая золотая жила для любого литератора: за печатный лист давали триста рублей – почему бы и не написать два тома? (для сравнения, Достоевскому за его «Преступление и наказание» платили всего 150). Роман, который Печерский начинал писать ещё будучи на службе, обрастал удивительными подробностями и становится настоящей энциклопедией народного фольклора, своеобразным признаком «народного единства бытия». Завязка романа о любовной драме перетекает в идеологическое столкновение бездуховной Москвы, испортившей богатого жениха для правильной Настеньки Чапуриной – в Москве дамы уже давно ходят с голыми плечами и даже ездят на лошадях, что для всей семьи Чапуриных, разумеется, является синонимом фразы про древнейшую профессию в мире – на такой позор никто из них идти не готов.

  Москва является источником зла не только потому, что время там течёт, разумеется, быстрее и женщины уже имеют право слова и право оголения плеч – оттуда едут прикрывать и разгонять скиты, отбирать иконы и вообще бездушно портить святые места. Печерский, повидавший таких скитов на своём веку немало, описывает их как своеобразные сундуки, набитые обрядами да обычаями, верой истиной, которая, впрочем, также испорчена мыслями о материальном, а вовсе не только о духовном. Скит Манефы, сестры Чапурина, поддерживается за счёт его денег – как и многие другие скиты, существующие на взносы тысячников да миллионщиков. Обитатели скитов – такие же люди, согрешившие в жизни, мечтающие о деньгах побольше, да о выгоде получше. Наравне с этим, тем же недугом заражены и «мирские» герои – положительных героев здесь нет, каждый мечтает то о деньгах, то о счастливой жизни, где, по стародавнему завету, не придётся ни дня работать. Мечта эта, впрочем, Печерским не обличается несбыточной – его поначалу положительные герои с приходом желанной валюты обрастают неприятным жирком, но жизнь их, кажется, не думает наказывать. Меняются и другие его герои – трагически умирают (разумеется, согрешив и осознав это), из весёлых и озорных девиц становятся строгими и властными игуменьями, из простых парней-работяг превращаются в малоприятных типов, про которых только и можно многозначительно сказать - «ничего святого» и обозначить одну из основных линий романа. Правильных людей здесь нет, вера не делает никого святым, мирское слишком тесно переплетено с религиозным.

  Их Печерский, впрочем, обличает со всей свойственной ему резкостью и припечатывает свой лесной роман счастливым финалом – мол, есть какая-никакая, а справедливость в этом мире. Любовь торжествует, смерть отступает, а продолжение следует.

  26

  677