Рецензия на книгу

• 

  Obolensky10 октября 2018 г.

  Триптих моей бабушки

  Посвящается Дугласу О’Райли, зрящему в корень, ибо сказал он «Посадите предо мной священника и ученого и я подружу их доброй пинтой пива и не найдете вы ближе друзей.»

  Посох мой, моя свобода -
  Сердцевина бытия,
  Скоро ль истиной народа
  Станет истина моя?
  Осип Мандельштам

  Три дня тому назад я наносил визит своей бабушке, старице дряхлой, но находящейся в уме трезвом и весьма интересном. Анастасия Николаевна в молодость свою знакома была и с императором, и с придворными его, умела разговор поддержать и развлечь приятною беседую. Последние сорок лет же проживает она в губернии, в родовом поместье, гостей принимает редко, а посему была мне очень рада. Я, в свою очередь, имею слабость к ее призанятным рассказам и историям ее жизни.

  Исследуя ее дом, милый моему сердцу с самой поры детства, отыскал я любопытную вещицу — икону, триптих, изображающий трех святых отцов. С одной стороны, ничего удивительного — старушка моя была известная набожница, посты блюла строго, радушно привечала сирых и убогих, что так часто стучались в ее ворота, а посему, с чего так удивил меня образ сей?

  Мужей тех мне не приходилось видеть, посему как, если бы были виданы они мною хоть раз, навсегда бы памятью запечатлелись в моей голове, так как вид имели весьма необыкновенный и любопытный.

  На левой створке триптиха был изображен дряхлый старик в рясе. Одна рука его поднята в благословляющем жесте, вторая сжимает рукой посох. Вся фигура его как будто сжата и скукожена невидимой и мощной силой, взгляд его направлен на нас, но как-то снизу вверх, несмело и вопрошающе. Над лысой его головой значилась надпись на греческом Ζαχαρία, над надписью виднелся свод, а под сводом… сидел черт, и так был тот черт нелеп и неуместен, что я, зависнув на мгновение над рожей его гнусной, тут же поспешил отвести глаза и взглянул на правую створу. На ней был изображен что ни на есть исконный русский богатырь, но только в рясе, одна его рука все так же сжимала посох, вторая… держала человеческий скелет. Рот был его распахнут максимально, и, хоть образ сей безмолвствовал, в своем воображении я смог услышать мощный бас «Уязвлен, уй-яз-влен, уй-я-з-в-л-е-н»! У ног колосса сидела мелкая собачонка и улыбалась, как будто. За обширной спиной его высилась огромная пирамида с позолоченными херувимами, надпись над пирамидой гласила Αχιλλέας.

  По центру триптиха я обнаружил еще одного попа, фигуры внушительной и лика умиротворенного. Сей муж, одной рукой сжимая все тот же посох, второй держал ручонку карлика, мужчины, едва доходившего ему до пояса. На заднем фоне виднелось дерево, пронзенное молнией и черный ворон, сидящий на ветвях его. Над кроной выведено имя: Σαβελλος.

  Теперь вы согласитесь со мной, что икона эта смотрелась скорее пародийно, если не богохульно, а посему совершенно не вязалась с моею богомольную старушкой. Я обернулся к ней и вопросил нетерпеливо: «Кто это?» Морщинистое лицо бабушки собралось в премилейшую улыбку и так ответствовала она:

  «Се есть последние русские праведники». И замолчала.
  Я от любопытства аж подпрыгнул и знаками и всем видом своим попросил ее продолжать.

  Старица моя, заметно потеплев в голосе и лике своем, поведала историю жития сих старцев, что примером своим показали образец веры, смирения и всепрощения в век бурных перемен и непростых времен для русской церкви и всего народа русского.

  — Но матушка, что за скелет в руке Ахиллы?
  — То есть олицетворение неверия и непримиримого противостояния науки и религии. История гласит, что эти кости явились камнем преткновения меж духовными отцами и местным учителем, человеком, хоть и ученым, но до невероятности глупым, в нигилистическом отрицании отвергнувшим все то, во что верили его отцы и деды. И отвержение это было дерзким и в крайней степени показным, но, даже не смотря на это, воспринят был отцами церкви тепло и даже чуть шутливо, хотя имелся и конфликт.

  — А значит что сия собачка?
  — То символ доброты и детской простоты Ахиллы. И нрава его вспыльчивого и увлеченного. То знак его любви ко всем хромым, убогим и больным, и искренняя радость и доверчивость. Шутливый склад и озорство были присущи этому отцу.

  — С тем тем ясно. А карлик? А черт? Все как-то слишком странно в картине этой.
  — Карлик — то знак любви простого народа к церкви и церкви к простому народу. Ведь то была прекрасная история о карле Николае, что предан был отцу Савелию до самой его смерти и, хоть мал он ростом был и не имел влияния особого, но хлопотал до последнего за любимого друга и учителя своего. А черт — то лишь ступенька на пути мошенника и подлеца, но, не смотря на гнусность и слабость свою, черт был прощен священниками и ими защищен, хотя они во всем этом деле и пострадали больше всех. Итак, карл — то любовь, а черт — прощение.

  — А ворон, молния и дерево?
  — То символ смертности и быстротечности жизни. Напоминание о том, что мы живем лишь раз и в любой момент мы можем умереть и стоит нам потратить жизнь на что-то по-настоящему благое.

  — Ну хорошо, а пирамида?
  — То символ вечной памяти и искренней скорби.

  — Но матушка, Анастасия Николаевна, откуда ж знакомы вы со всеми этими подробностями?
  — Собирала, друг мой, по крупицам. Там слово услышу, тут анекдотец, а здесь историю какую. Статьи газетные попадались, дневниковые записи самого отца Савелия, —чистейшая душа, а какой слог! Одно удовольствие читать. Да это же мои наилюбимейшие персонажи истории нашей российской, не устаю удивляться и поражаться каждый раз, узнавая новые подробности их жития. Вот, ты только погляди.

  И достала старушка моя с полок коробочки, а них листочки ветхие, пестреющие типографским шрифтом. Газетные вырезки, догадался я и принялся читать.

  «Кости преткновения
  Весь прошедший месяц сердца и умы наших горожан были заняты драмой, разыгравшейся на их глазах. Все началось с того, что школьный наш учитель, Варнава Препотенский, сварил утопленника и, отделив плоть от костей, распорядился в создании из оных скелета, дабы более детально изучить человеческое строение и по данному экспонату обучать остальных. Церковь не смогла пройти мимо. На прошлой неделе кости были выкрадены….»

  «Столичный лиходей
  Трагедией обернулось посещение нашего города столичным гостем Термосесовым, сумевшим расположить к себе всех наших дам, но открывшим свою истинную натуру по приезду в Санкт-Петербург. Подлейший сей человек обманом, подкупом и угрозой добился того, что наш любимейший отец Савелий Туберозов был заключен под стражу, а все единственно для того…»

  «Дьяконова собачонка
  Большого переполоху наделала маленькая собачонка дьякона Ахиллы Десницына. Мало того, что животное сие способно смеяться, как будто супротив своей природы, но даже и имя имеет оскорбительное. Каквас. Давеча случилось недоразумение… »

  И так далее и тому подобное. Ворох этих вырезок удивлял своим объемом, но еще больше он удивлял историями, которые, как будто бы произошли на самом деле. Я в чтении провел прекрасный вечер, смеясь до слез и поражаясь непредсказуемости поворотов человеческих жизней. Но понял я одно, сии отцы действительно выдаются, открытостью своей и искренностью, бесхитренностью и чистотой. И хоть я, скорее придерживаясь взглядов людей ученых, не смог не проникнуться любовью к этим людям. Я осознаю, что науке и религии сложно идти по жизни дружно, рука об руку, но отчего же людям ученым зазорно верить? Я вижу, что вера та, что нес отец Савелий и верные друзья его — это не столько про слепую веру, а про то, как важно быть честным с собой и с остальными, как важно мыслить доброе и не вредить ближним. А это ведь близко всем, не так ли?

  12

  240