Рецензия на книгу

• 

  Аноним10 октября 2018 г.

  В доме моей памяти

  Посвящается моим бабушкам,
  которые несмотря на все горе и ужас войны
  смогли сберечь тепло в сердце и доме.

  Возможна ли жизнь без прошлого? И если да, то какой она будет? Может ли человек жить, совершенно не опираясь на историю своего происхождения, образы семьи, картины и запахи из детства? Существовать, будто дом без фундамента, стоять стенами прямо на неверной сыпучей земле, открывать двери и окна в мир, где под ногами не будет не только подвала с тайнами хозяев, но и элементарного дощатого настила? Любой, кто будет заходить в этот дом, самое меньшее очень удивиться. Но чаще всего такой дом стоит крепко-накрепко запертым, не привечая гостей и скрывая за внешней неприступностью заботу о других. Нежелание пачкать и колоть мелкими камнями.

  Жак Аустерлиц как раз такой дом. Почти всю жизнь он изучает историю, архитектуру и делает фотографии понравившихся зданий и мест. Он сдержан и замкнут, крайне умен и всегда пребывает в легкой меланхолии и задумчивости, дистанцируясь от любого, кто пытается узнать его получше – вольно и невольно, безумно потом жалея об этом.

  Жак - человек без прошлого. Его детство проходит в чужой ему семье священника и его жены, в Англии. Только в возрасте старшеклассника Жак получает обратно свое имя, будто долговую расписку, потерявшую всякий вес и смысл за давностью лет. Он старательно обходит тему своего происхождения. В его познаниях вечно присутствует белое пятно, которое он подсознательно обходит в своих научных изысканиях. Защитная реакция дает трещину, когда Аустерлиц немало пожил на свете, но остался таким же беспросветно одиноким. Неясные нервные приступы заставляют его повернуться на 180 градусов и посмотреть своему прошлому в лицо. Точнее кромешной темноте, скрывающей это лицо.

  И с этого начинается опасное и трудное путешествие Жака, но не в другую страну, а к самому устью своей жизни, истоку самого себя. Паломничество к храму своего разума, где на всех иконах он сам. Самая сложная головоломка, требующая от него максимум душевных сил.

  Аустерлиц видит не только свою родную страну и город, но и некогда близкого ему человека, молодых родителей на черно-белых снимках, узнает их историю и через нее – свою и даже один из ключевых этапов истории Европы и мир. Вместе с этим приобретает краски белое пятно в его сознании – краски кроваво-ржавые, могильные разводы.

  История Жака Аустерлица – это история многих тысяч людей, потерявших все, включая самих себя в смертоносном вращении лопастей той мельницы, которая шутя перемолола судьбы и жизни в неописуемом количестве в прошлом веке. И сегодня и еще много лет в будущем эти изломанные и исковерканные люди будут пытаться идти вперед, не оглядываясь, смотря лишь под ноги, в объективы камер, задравши головы на карнизы и флюгеры, на свои руки, но почти никогда в глаза тому ужасу, что навечно таится в их снах и тенях.
  
  Жак отважился на этот прямой взгляд. И не мельком, не скользь, а, наоборот, – с методичной неспешностью и последовательностью начал разваривать этот гигантский рулон с чертежом здания своей жизни. Он вглядывался в каждую пометку, в каждое сокращение, любой след и вмятину, он внимательно прислушивался к рассказам и объяснениям живых, к их воспоминаниям и предположениям, догадкам и слухам, чтобы выйти на нужный след, который приведет его к тому, что в итоге было построено по этим чертежам – к руинам.

  В конце книги его спокойный путь по елезаметным зарубкам на коре времени еще не закончен, еще продолжается, кто знает, что еще Жак узнает на нем. Вдумчивость и сосредоточенность Аустерлица в исследованиях помогают ему и в собственных поисках.

  Книга сама по себе строится на ваших глазах, основательно, местами причудливо, местами классически выверено. Поначалу довольно тяжелое и тягучее чтение к середине приобретает свой ритм и дыхание, на которые все легче и легче становится ориентироваться. И вот уже история Жака летит по страницам, плавно переливаясь от размышлений о голосах радио в размышления о современном здании французской библиотеки, перемигиваясь перламутровыми пуговицами на дамских перчатках, пятнами на архивной пленке и бликами на окнах вокзалов и поездов, увозящих от любимых. Фразы у Зебальда огромные, непрерывные, непомерно длинные, возможно потому что ставить точки просто некогда и ни к чему – история человеческой скорби и трагедии, человеческий порыв жить, твердо стоя на ногах, среди родных стен и людей – неистребимо и не знает конца.

  Небо над Аустерлицем не проясняется до конца, но солнце уже близко, солнце было всегда где-то рядом, может быть стоило только посмотреть назад.

  8

  236