Рецензия на книгу

• 

  Аноним9 сентября 2018 г.

  Когда смешное хлещет в уши,
  Само бессмертье хлещет в души,
  Как виноградное вино,
  И в передышке все забыто:

  Короткий век, угрюмство быта,
  И все трагичное - смешно!

  Юнна Мориц, Памяти Франсуа Рабле
  

  Вредная книга. Герой часто пьет, или говорит о том, как любит выпить, или рассказывает, как пил когда-то - так, что задумываешься, где бы сейчас достать хорошего бургундского. Поесть он тоже не дурак, и даже если о еде и не говорится, ты понимаешь, что такое жизнелюбие требует какой-никакой, а земной пищи. Женщин любит, и прямо так об этом и говорит, представляете? Еще он - о ужас - на все имеет свое мнение, не уважает вышестоящих, скептически оценивает собственное потомство и вообще живет в свое удовольствие.

  
  Я на каждом шагу встречаю чудаков, которые ворчат. Они говорят, что нашел я, мол, тоже время петь, что времена сейчас мрачные… Не бывает мрачных времен, бывают только мрачные люди. Я, слава тебе, господи, не из их числа. Друг друга грабят? Друг друга режут? Всегда будет так. Даю руку на отсечение, что через четыреста лет наши правнуки будут с таким же остервенением драть друг с друга шкуру и грызть друг другу носы. Я не говорю, что они не изобретут сорок новых способов делать это лучше нашего. Но я ручаюсь, что они не измыслят нового способа пить, и бьюсь об заклад, что лучше, чем я, они пить не научатся…
  

  Кола Брюньон живет во Франции семнадцатого века. Вражда между католиками и гугенотами, людьми королевы-регентши и сторонниками короля, войска ходят туда-сюда, становятся на постой, выпивают твое вино, жгут твой дом, идут дальше. Время от времени начинается чума или вспыхивают мятежи. У Колы четверо сыновей. "Сам не понимаю, как это я высидел этих утят", - говорит он. Еще у него есть дочка Мартина, насмешница и наследница его нрава, и любимая внучка Глоди. Еще сварливая жена, чердак, на котором он от нее прячется и записывает все, что в голову взбредет, ремесло резчика по дереву, и целый мир.

  
  Внизу бушует моя жена. За окном воет ветер, и грозит война. Пускай.
  

  Ромен Роллан назвал свою книгу "беспечной", она и вправду такая. Но он писал ее в 1913, наверное, эта беспечность стала опорой. История бургундского мужлана, который может смеяться в самые трудные моменты, "оборачивается в смех, как в плащ". Любит жизнь, любит творения своих рук так, что готов убить тех, кто вредит им, но способен сказать себе "и это пройдет". Добр к нелюбимой жене и прошедшей любви... это все такие слова, что дух книги ими не передашь. Кола ведь не идеален: перечит ради удовольствия поспорить, упрям с любимой дочерью, но он настолько реален в каждом своем поступке, что другим быть и не может. Беспечность - она тоже бывает разная, вот вам суровое "Ешь. Молись. Люби." о том, что живешь всегда сейчас.

  
  Иной раз, думая о своей милой, я готов был погибнуть. Но это быстро проходило. К счастию!.. Любить — прекрасно; но, ей-богу, друзья мои, нельзя же любить до смерти! Это хорошо для Амадисов и Галаоров! Мы у себя, в Бургундии, не герои романов. Мы живем, живем. Когда нас рожали, нас не спрашивали, угодно ли это нам, никто не осведомлялся, желаем ли мы жить; но раз уж мы тут, черт возьми, я остаюсь. Миру мы нужны… Если не он нам нужен. Хорош он или плох, а только, чтобы мы его покинули, нас надобно выставить вон.
  

  И хочется написать что-нибудь вроде "ну, дети мои, и славное же это дело - жизнь", да только что толку подражать. Кола Брюньон такой один. Внук Пантагрюэля и того философа, который сказал "что же, будем возделывать свой сад". "А засим, мой Кола, я отправляюсь стеречь свою капусту", - отвечает он им.

  8

  1,3K